Любовь в смертельной прогрессии
Шрифт:
Я сразу понял, что речь шла о той женщине, которая помогла папе вернуться к жизни и которую мы с Алиной с нетерпением ждали, когда же она появится у нас дома. «Он как раз собирался пригласить Тамару к нам, познакомиться. Уверял, что она непременно нам понравится» — печально рассказывала Алина. Я был оглушен, раздавлен этой новостью. Нет, я ни на мгновение не сомневался в папиной невиновности, но жестокость, с которой судьба расправилась с нашей семьей, была для меня необъяснимой, смириться с которой просто невозможно. Я слег с температурой, отказывался есть, пить лекарства. Я не хотел никого видеть, ни с кем разговаривать. Алина переживала сначала, а потом вдруг сказала, что она очень рассчитывала, что в их доме уже вырос мужчина, с которым можно обо всем говорить,
С того момента я окончательно зачеркнул страницу своего детства со всеми невзгодами. Я с головой окунулся в учебу, понимая, что без хорошего образования ничего не достигнешь, и нам с Алиной придется туго. Моя дорогая тетушка была отличным переводчиком с английского и немецкого. Однако из-за меня она не могла себе позволить работу, связанную с разъездами, и в ту пору мы жили на ее скромные заработки на дому. Когда заказов было много — мы пировали, в летние же месяцы наступало затишье, и было не до жиру. Алине приходилось подрабатывать уборкой в богатых домах, я же таскал ящики с фруктами на оптовом рынке. Это позволяло нам в конце лета выбираться в Крым на пару недель, где мы тупо предавались ничегонеделанью. Было здорово. С тех пор у меня осталось трепетное отношение к югу полуострова. Никакие заморские курорты по сей день не дают мне ощущения полного расслабления и погружения в себя. В те моменты, когда что-то не складывалось, когда я словно терял самого себя, измотанный работой и всевозможными дрязгами, я непременно вырывался в одиночку хотя бы на недельку в Гурзуф или Коктебель. Это давало прилив сил, я получал какой-то особый жизненный заряд, позволяющий мне долгое время быть в ладах с самим собой.
Конечно, Виталий Иванович не оставлял нас на произвол судьбы и время от времени помогал деньгами. Но эти деньги Алина старалась не тратить, делая запас для моей учебы в вузе. Необъяснимым образом именно в те годы изменилось все мое мировоззрение. Я понял, что жизнь хороша, даже несмотря на все гадости, которые она, порой, подкидывает. Возможно, именно для того, чтобы проверить, на что ты годен в этом мире. И не важно, — говорила Алина, — что другие катятся по жизни, как по гладкому асфальту, а тебе достаются лишь ухабы, главное — куда ведет дорога. Наверное, она права…
Мысли об Алине меня сейчас особенно угнетали. Только бы не выдать себя ничем в ее присутствии. А то ведь, как сказал Усов, мои проблемы у меня на лбу сияют. От нее как раз труднее всего будет что-то скрыть, слишком хорошо она меня знает. Придется поднапрячься, потому что важнее всего для меня ее спокойствие и уверенность. Вот и получается, что те, кому я могу что-то доверить, не должны ничего знать о моих неприятностях.
Отодвинув в сторону остывшую чашку, так и не притронувшись к кофе, я включил телевизор и бессмысленно уставился на экран. Где-то подсознательно я уверял себя, что безвыходных ситуаций не бывает, что завтра наверняка придет какое-нибудь решение. Но это были лишь жалкие уговоры, не имеющие никакой почвы под собой. Как ни крути, придется добираться до Петренко и хорошенько прижать эту сволочь.
Было совершенно непонятно, с какой стороны подойти к Петренко. Он сегодня откровенно валял передо мной дурака, как оказалось впоследствии — весьма опасного. В такой ситуации я чувствовал себя полностью дезориентированным. И откуда он только свалился на мою голову? Почему я? Почему он выбрал для своих делишек именно мою скромную персону. Причем было ясно, что дела у Сереги шли как-то не очень. Вспоминая сегодняшний разговор с ним, я понимал теперь, что он был загнан в угол. Слишком откровенно он угрожал мне, безо всякой, я бы сказал, фантазии. Какие-то
Зазвонил квартирный телефон. Я нехотя поднял трубку, гадая, кому понадобилась моя персона. Только бы не Анна. Помолчав некоторое время, я сказал: «слушаю».
— Леха, только не бросай трубку, — скороговоркой произнес Петренко на том конце. — Нам надо встретиться, срочно.
«Ага, — подумал я, — на ловца и зверь бежит! Не удалось с первого раза убить…»
— Леха, ты слышишь меня? Я в баре на Старобинской. Очень тебя прошу, приезжай. Мне надо кое-что объяснить. Это очень важно для тебя.
— Хорошо. — Я положил трубку.
Заказывать такси с телефона я не стал и, пройдя почти квартал, поймал частника. Через пятнадцать минут я уже стоял возле бара. Войти сразу не решался, меня одолевали разного рода сомнения, в частности, какую выбрать тактику в разговоре. Что хочет сказать Серега, я не знаю, а вдруг это очередная ловушка. По дороге сюда я мысленно прокручивал в голове все детали тех обстоятельств, где мы так или иначе пересекались. Откуда взялись эти идиотские фотографии и почему только сейчас их решили использовать? Ничего особенного на ум не приходило, хотя это вовсе не означало, что парень сейчас не подкинет мне еще один вариант шантажа.
Заглянув в окно, я попытался рассмотреть среди многочисленных посетителей кафе своего заклятого дружка. За барной стойкой никого похожего вроде не было. В какой-то момент появилось желание развернуться и уйти, однако я понимал, что таким образом проблему не решишь. Придется зайти в бар. Не будут же меня, в конце концов, взрывать вместе со всем заведением. Да и покушаться два раза за день на одного человека — как-то слишком. Велика честь, скажем так. На крестного отца я однозначно не тяну.
Подняв воротник ветровки и натянув поглубже бейсболку, я не спеша вошел в бар. Мощную спину Сереги я увидел сразу, хотя сидел он в укромном месте, в глубине зала, в мягком полумраке. Бросив взгляд по сторонам, я осторожно прошел к столу Петренко и сел напротив.
— Если честно, не хочется мне с тобой разговаривать, — сказал я и посмотрел на Серегу. — Только давай не тяни резину, недосуг мне тут с тобой рассиживаться.
Дружок исподлобья молча смотрел на меня. Я оглянулся в поисках официанта. Надо же занять себя чем-нибудь, выслушивая очередной бред. Однако в следующее мгновение мое тело словно налилось свинцом, и горло сдавил страх. Я медленно перевел взгляд опять на Петренко и с ужасом посмотрел ему в глаза. Это были стеклянные глаза мертвого человека, а небольшая струйка розовой пены в углу рта подтвердила мою страшную догадку. Была бы такая возможность — выпрыгнул бы в окно.
Я тихо поднялся и, стараясь не привлекать к себе внимание, аккуратно прошел между столиками к выходу. Я не чувствовал своего тела, в голове была звенящая пустота, а все ощущения, казалось, сосредоточились в одном месте — горле. Там билось сердце, там же работали какие-то мышцы, старательно проталкивая воздух туда и обратно, оттуда поступали сигналы ватным ногам.
Куда надо сейчас идти, я совершенно не соображал. Просто шел и шел, подальше от этого страшного места. Порой слышались чьи-то шаги следом. Я резко оборачивался, но сзади никого не было. Не знаю почему, но оказавшись перед входом в парк, я с облегчением вздохнул и, ускорив шаг, направился в темноту деревьев. Меня окутала тишина, нарушаемая лишь звуком собственных шагов да пугливыми мысленными вскриками. Запах сосен, прелой листвы и сырой земли был настолько сильным, что я поневоле начал чувствовать себя экзотическим зверьком, случайно попавшим в чуждую ему среду обитания. На самом деле в жизни я никогда не стремился к слиянию с природой, не был приверженцем туристических походов или прогулок вдоль реки. Мои контакты с природой ограничивались жаркой шашлыка у приятелей на даче, созерцанием пальм у моря да цветущего горшка герани на подоконнике. Наверно поэтому, заслышав дружный смех где-то впереди, я поспешил к людям.