Любовь в твоих глазах

Ти Эллин

Я не рассказывала ни папе, ни маме, о том что моего друга избили и он лежит в реанимации.

Папе и не решусь по разному ряду причин, а вот маме выдаю все на духу на ее кухне за чашкой кофе. Тем более что она почти знакома с Дамиром.

На ее лице ужас и даже немного паника, вижу, что и она волнуется. Но поддерживает меня в каждом моём решении. И в паузе с Русланом, и в том, что не бросаю Дамира и продолжаю к нему ходить.

Но мама говорит, что нельзя запускать себя несмотря ни на что. Она отправляет меня в свою огромную ванную, а потом,

когда играю с маленьким Яриком, делает мне красивую прическу и даже макияж. Она дарит мне эти волшебные минуты на себя с самого детства. И я действительно чувствую себя принцессой в эти моменты. Даже настроение немного поднимается и я резко начинаю верить в лучшее… Со всем ведь можно справиться, да?

Я провожу у мамы почти целый день. Мне что-то писали подруги, но я даже не открывала мессенджер, так не хотела отрываться от этого замечательного дня.

Когда собираюсь домой и стою на пороге, натягивая обувь, звонит телефон. Неизвестный…

Сердце сразу стучит сильнее, или замирает вовсе, не могу разобрать. Мне кажется, это из больницы, но они ведь могут что угодно сказать мне?

— Да?

— Танцуй, принцесса, очнулся твой принц пару часов как. Противный, спать не хочет, в стену смотрит и ворчит что-то.

У меня прорывается истерический смешок. Дамир такой Дамир… даже в жутком состоянии в реанимации умудряется оставаться собой.

— Пустите к нему?

— Хоть на всю ночь, выходные завтра, все разъехались, а дежурный врач у нас сегодня добрый и отзывчивый. Только если волновать его не будешь, ему нельзя.

— Обещаю, — уже улыбаюсь открыто, а потом кладу трубку и пересказываю все маме.

— Давай отвезу, и Ярик заодно покатается. Десять минут нам дашь?

— Конечно! Я пока схожу сюда в магазин. Надо же хоть апельсинов ему купить…

Глава 25. Дамир

Абсолютно дерьмовое ощущение во рту, в башке и во всем теле.

Кажется, что язык прилип к небу, я пытаюсь его оторвать, но ни черта не получается. Башка трещит так, словно ее кто-то лупит битой. Как и всё тело.

Что. Блядь. Происходит?!

Я пытаюсь открыть глаза, но это кажется пыткой. По ушам бьёт противный писк, который делает состояние только хуже. Мне хреново так, как будто я вернулся в прошлое и сижу дохну от ломки в подворотне какой-то. Но ощущения немного другие…

Прикладываю титанические усилия, чтобы открыть глаза, и сразу морщусь, потому что прямо в лицо бьёт очень яркий свет. Голова просто лопается, мне от этого орать хочется, но из горла вырывается только какой-то жуткий хрип.

Пытаюсь привыкнуть к свету, осматриваюсь, и… Какого черта?!

Я вижу больничную палату, вижу гипс на руке и какие-то присоски на груди. На торсе повязка, рука без гипса отдает острой болью сразу, как пытаюсь ею пошевелить.

Картинки последних воспоминаний врываются в голову. Дикий, подворотня, его щенки, звук ножа, темнота.

Блядь. Ну лучше бы добили.

Как и кто меня нашел-то? Помню крики какие-то, а больше ни черта. Кто-то

спас, походу… Знать бы кто.

Ещё один громкий звук бьёт по ушам, я морщусь от очередной порции головной боли, а потом замечаю медсестру.

— Да ты очнулся! — вскрикивает и убегает, опять хлопая этой идиотской дверью. Сука, ну что ж так громко!

— Очнулся… — пытаюсь сказать что-то, кроме хрипов, и в целом почти получается.

Медсестра возвращается через минуту судя по всему с врачом, сраная дверь снова хлопает, раздражая, а я все ещё толком не понимаю ни черта. И это бесит.

— Как зовут тебя? — спрашивает мужик в халате. Светит мне фонарем в глаза, за что мне очень хочется ему втащить, но сука, обе руки нерабочие…

— Дамир. Алиев.

— Возраст?

— В последний раз двадцать пять было.

— В последний раз, это когда? — не перестает задавать вопросы, простукивая мне руки и ноги молотком. Нервы проверяет. Нет их у меня, вообще нет.

— Когда в подворотне от мудаков получал. Я не знаю, сколько провалялся тут.

— Пять дней, почти ничего не пропустил, — хихикает медсестра. Врач что-то говорит ей по поводу лекарств и уходит, а она начинает суетится надо мной, ставя капельницу.

— Дай что-нибудь от башки, а, я сдохну сейчас как болит.

— Тебе бы поспать, парень, организму силы нужны.

— Пять суток спал, сколько можно?

— Ты без сознания был. Это разные вещи.

— Чё со мной? — перевожу тему. Не хочу я спать. А вот узнать, как покалечили, хочу.

— Три ножевых. Бедро, задета артерия, зашили. Живот, часть кишечника задета, тоже залатали. Правое плечо, мягкие ткани, четыре шва. Рука левая сломана, чуть ниже локтя, заживёт. Два ребра сломано, два в трещинах. Без угрозы внутренним органам, если вести себя будешь аккуратно. Пару ссадин помимо всего.

Это странно интересно слушать. Несмотря на то, что пиздец больно.

— Бедренная артерия, это ж можно кровью истечь. Так быстро меня нашли?

— Друзья твои быстро тебя нашли, благодаря им успели. А благодаря невесте твоей ты очнулся. Крови она тебе отдала столько, что мы тебе и сердечный ритм и давление восстановили. Полная совместимость, тебе очень повезло, парень.

Стоп. Что?

Если под «друзьями» я ещё могу кого-то представить. Ну примерно понимаю, кто мог меня там найти и представиться так. То невеста… она бредит и перепутала меня с другим пациентом?

— Какая невеста? — спрашиваю тупо.

— А у тебя их что, несколько? Или с памятью всё-таки проблемы? Аня твоя, с глазами такими яркими. Твоя же?

Пялюсь в стену и киваю, ахуевая от происходящего.

Аня. С глазами…

Моя? Вообще-то нет. Киваю только потому что понимаю, о ком речь идёт.

И у меня в голове вообще ни черта не укладывается. Она мне кровь свою отдала? После того как я полез к ней, а она в слезах убежала? Просто взяла и отдала кровь? Блядь.

У меня ощущение, что я на пять лет, а не дней, выпал. Не могу ни черта понять вообще.