Любовь в твоих глазах

Ти Эллин

Медсестра вводит лекарство в катетер и выходит из палаты, а я продолжаю пялить в стену и пытаться понять что именно произошло.

Меня нашли пацаны, судя по всему. Вызвали скорую. А когда поняли, что сдохну, Аня согласилась дать мне кровь?

И почему медсестра называет ее моей невестой?

Что вообще происходит?!

Я не знаю, сколько так лежу. Я даже не знаю, сколько времени. Противный писк на мониторе раздражает уже каждую клетку, желание оторвать все эти присоски растет немыслимо.

Я в сотый раз пытаюсь

переварить все сказанное этой медсестрой, как дверь снова хлопает и заходит… Она.

Залетает бордо, а потом видит меня и тормозит у двери, прижимая к груди руки.

Как два идиота просто смотрим друг на друга, не зная, с чего начать.

Это у меня последнее воспоминание с ней — как я не сдержался и полез целоваться, а она оттолкнула и убежала в слезах. А вот у нее, кажется, дохера всего произошло.

— Сюда, вроде как, нельзя, — завершаю минуту тишины, потому что она бесит ещё хуже орущего монитора и хлопающей двери.

— А мне можно, — отмирает Аня, задирает подбородок и проходит ко мне. У меня все жилы напрягаются от этого, даже больно сильнее становится. Реакция на неё молниеносная, я вообще не могу быть расслабленным. — Я тут апельсины… но их сюда точно нельзя, я у медсестры оставила, а ещё бананы, я не знаю, что ты любишь…

«Тебя», — вертится на языке, но так и не решаюсь сказать.

Она усаживается рядом, судя по всему, сюда её действительно пускали. Стул стоит в углу реанимации, но она со знанием дела берет его и тащит ближе ко мне. Я не знаю, каким образом она пробила себе проход в реанимацию, но это что-то очень удивительное.

И мы молчим. Неловкое молчание длинною, кажется, в вечность. Хочется, чтобы Аня это чем-то прервала, но она молчит. А что мне сказать, я представления не имею. Объясниться за поцелуй? А стоит сейчас? Вдруг это начнет новую войну? Аня, кажется, сейчас настроена довольно мирно.

— Так… — решаюсь начать. Пусть заговорит, пусть тараторит без остановки часы напролет, я внезапно понял, что жить без этого не могу. — Я теперь тоже инопланетянин?

Она густо краснеет, видимо, не ожидала, что мне поведали историю о прекрасной спасительнице с яркими глазами. А потом немного хихикает. И от этой улыбки я понимаю, что точно выберусь отсюда в скором времени. Заживёт все, только пусть она улыбается.

Чувствую себя каким-то ванильным идиотом, но оно все так непроизвольно происходит, что даже смешно.

— Не на сто процентов, — снова хихикает.

— И давно мы обручились? — добиваю вопросом, и она краснеет сильнее прежнего, резко опуская глаза. — Она сказала что кровью со мной невеста поделилась. Я не знаю, что случилось, пока я был без сознания, но вроде раньше невесты не было у меня.

— Мне пришлось немного приврать, чтобы меня к тебе пускали. Тут медсестра очень хорошая, вот я и…

Соврала медперсоналу, чтобы попасть ко мне? С ума сойти…

Мы снова молчим. Разговор вообще не клеится.

Головная боль проходит, видимо, лекарство начинает действовать, и от этого мне ещё сильнее хочется Аню разговорить.

Собраться с духом сейчас как никогда просто. Кажется, дух — это единственное, что мне не отбили.

— Спасибо, Аня, — говорю негромко, и Аня застывает так, словно на нее ведро воды вылили. И наконец-то смотрит мне в глаза.

— За что?

За что? Ты знаешь, за что. За то, что простила мне тот поцелуй. За то, что спасла. За то, что приходила ко мне, смогла прорваться в реанимацию. За то, что сейчас пришла и не даёшь мне чувствовать уже привычную пустоту. Даже за апельсины.

Вслух не говорю, но Аня сама все понимает. Она кивает мне с улыбкой, а потом кладет ладонь на мою руку, сжимая пальцы.

Ровно в этот момент дверь снова жутко хлопает. Мы оборачиваемся на звук, но руку Аня не убирает. Мои же руки к резким движениям пока не готовы.

— Какие вы милые, — говорит сходу та же медсестра. — На свадьбу пригласите?

Аня теряется сразу, видимо, при мне врать на эту тему ей не очень комфортно. Но раз начали, надо до конца бить, иначе правда вскроется.

— Конечно, — отвечаю, успокаивая мелкую. Она наверняка думала что раскрою все карты. — Придем с приглашением лично сюда. Только немного очухаюсь.

— Ниче-ниче, с такой заботливой быстро очухаешься. Анечка, оставишь нас минут на двадцать? Перевязки сделать надо.

— Конечно! — она кивает и убегает сразу же, бормоча, что будет ждать в коридоре. Мне пиздец как хочется схватить ее пальцы и не отпускать, но повреждённая рука сделать этого не даёт. Бля, обеих рук лишился…

— С ней хоть ожил, — хмыкает медсестра, начиная с плеча, — сразу видно, любишь.

— Сильно видно? — спрашиваю, как идиот. Эти больничные стены доламывают и мои почти разрушенные.

— Не видно разве что слепому.

Я не решаюсь проматериться вслух, потому что негодовать из-за того, что видно любовь к своей невесте — странно. Но внутри ураган бушует. Я настолько разучился скрываться?

Минут двадцать, как и говорила, она делает мне перевязки, попутно что-то рассказывая, что я вообще не слушаю. Все мои мысли, как и весь я там, за дверью, где сидит Аня. Она обещала ждать, и я уверен, что ждёт.

— Невеста, заходи, — уходит и зовёт ее из коридора. Это пиздец как неловко для нас обоих. Думаю, пока я трупом валялся, ей было проще легенду поддерживать. Но спалить я ее сейчас не могу. Хотя и понимаю, что никто уже не выгонит её и выговор не выпишет. Ну просто… не могу. — Ему пить надо, по глотку раз в две минуты. Справитесь?

Киваю. С водой чё не справиться?

А потому что руки, блядь, не рабочие! Сука, я в пятый раз забываю об этом. Одна в гипс закована, вторая порезана и не поднимается даже. Чувствую себя немощным. Еще и подняться не могу…