Любовь в условия не входит
Шрифт:
Ну вот, похоже, опять она неотрывно пялилась на Ваню уже довольно долго. Не совсем осознанно, больше внимания уделяя мыслям, а не тому, что видела перед собой. А Ваня опять поймал её взгляд, качнул головой, приподнял брови.
– Что?
Полина махнула рукой.
– Нет, ничего. Просто задумалась.
В его глазах на мгновение мелькнула разочарование. Он ждал другого ответа? Интересно, какого. Полина отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
Не совсем понятно, почему ей вдруг захотелось улыбнуться. Вот просто захотелось.
Она прибавила
– А там что?
И он почти всегда отвечал. На ходу придумывал или действительно знал?
Почему-то верилось, что знал. А даже если и придумывал – всё равно. Полине нравилось, что он не теряется и не огрызается раздражённо: «Чего ты пристала с ерундой? Понятия не имею. Вон у тебя телефон, в нём интернет, GPS-навигатор и карты. Сама смотри».
И вообще, это ещё большой вопрос, с кем всё-таки у Полины свидание: с Ваней или с городом?
В кварталах, будто расчерченных по линейке широким тёмно-серым маркером, где дома тесно прижимались друг другу, соединяясь в единую стену, снега почти не было. Даже не скажешь, что зима. Зато засаженные деревьями маленькие скверы и бульвары бросались в глаза внезапной белизной. Насыщенная синева приближающейся ночи представлялась почти осязаемой – мазнёшь по ней ладонью, и та тоже окрасится в цвет густых чернил. Электрические огни сияли расплавленным золотом и благородным серебром, исполняли роль звёзд, скрытых за плотным слоем облаков.
Полина остановилась, крутанулась на месте, чтобы увидеть сразу всё, со всех сторон, впитать, вдохнуть восхищённо.
Ваня вполне мог подумать, что она ненормальная, или маленькая – ведёт себя как ребёнок. Да ну и что?
Но нет, кажется он не осуждал, улыбался глазами, уголками рта.
– Ты всю жизнь здесь живёшь? – спросила у него Полина.
– Я – да, – подтвердил Ваня. – А родители тоже приезжие. – И уже сам спросил: – Тебе тут нравится?
– Очень! – Полина взмахнула руками, словно попыталась обхватить пространство, придвинуть поближе к себе и больше не отпускать, унести с собой. – Я бы хотела здесь остаться. Навсегда.
– Так оставайся.
Наверное, опять послышалось – или придумалось – несколько потаённых смыслов в одной короткой фразе. На самом деле Ваня хочет сказать гораздо больше, просто не решается, не чувствует уверенности, побаивается, пока. Или он надеется, что Полина сама о них догадается, договорит мысленно.
А ведь она и правда догадывается. Или же – потихоньку сходит с ума, падает-падает-падает в пропасть наивных фантазий, замороченная таинственным городом и зимней сказкой, медленно, но неминуемо. Как снег.
Он действительно пошёл. Словно одеяло из туч внезапно разошлось по шву, и из него посыпался пух, густой,
Одна снежинка попала Полине прямо на губы, на мгновенье кольнула холодом и тут же растаяла, напитав влагой. Полина запрокинула голову, капюшон съехал – ну и что? Совсем и не холодно. И теперь уже целая компания снежинок, сбившихся в маленький пушистый комок, плавно спланировав, прилегла на её щёку.
Ещё одно холодное прикосновение, очень даже приятное, и тут же следующее – жаркое, горящее.
Ванины пальцы тоже дотронулись до Полининой щеки, стёрли крошечную каплю воды, оставшуюся после растаявших снежинок, скользнули к волосам. И почти сразу сам Ваня склонился к Полининому лицу.
Она едва ни отшатнулась. И вовсе не от страха, не от негодования, не от отвращения. Всего лишь лёгкое касание, а чувство – словно с ног до головы окатили кипятком, словно ударила молния и попала точно-точно в Полину. Возможно, она даже вздрогнула, или Ваня ещё каким-то невероятным образом уловил её стремление и, не дав отодвинуться ни на миллиметр, обхватил свободной рукой.
Но она уже и не думала отстраняться, и губы сами разомкнулись, и опять сжались, жадно сдавив Ванину. А потом остались только ощущения, жар, разливающийся по телу, плавящий сознание, и ничего больше – ни снега, ни города, ни земли под ногами.
26
26
Голова кругом, особое тепло, зародившееся внутри тела, поднимающееся волнами, растекающееся маревом. Словно она влюблена. А ведь – нет. На самом деле – нет!
Это только физиология, чувственный трепет, порождённый древними инстинктами, игра гормонов. И с любым другим было бы так же. Хотя, вряд ли с любым. Если человек противен, если вообще не вызывает никаких чувств, если…
Плечи дрогнули, и вырвался судорожный вздох, почему-то очень похожий на всхлип. Но ведь плакать она не собиралась, совсем-совсем не собиралась.
– Полин, ты чего? – Ваня сжал её плечи, попытался отодвинуть немного, чтобы заглянуть в лицо. – Ты в порядке?
Она не стала противиться, но и лицо не показала, замотала головой. Не отрицая, не намекая на то, что сейчас не в себе. Просто, чтобы вытряхнуть странные мысли. Или, наоборот, чтобы расставить их по местам, развеять наваждение, которого не должно быть, разогнать туман смятения и непонимания.
Лучше не поднимать голову, чтобы, словно заворожённой, не приклеиться взглядом к Ваниным губам. Или лучше поднять, но посмотреть ему прямо в глаза, показать, что Полина ни капли не боится и не смущается. И вообще…
– Мне в общагу надо. Пора уже, – проговорила она достаточно твёрдо, а Ваня искренне удивился:
– Почему вдруг?
– Я… я замёрзла.
– Ну, пойдём – зайдём куда-нибудь. В кафе. Или…
Сейчас он добавит «ко мне домой», посчитав, что если она способна целоваться с ним до полубеспамятства, то теперь согласится на всё.