Любовь вопреки
Шрифт:
— Найдем, — он сам на себя не похож, ударяет ладонью по стальным прутьям решетки и уходит куда-то, снова отмахнувшись от одного из ментов.
Я ни черта не понимаю, но покорно сажусь на эту убитую лавку и просто жду. Чего или кого — понятия не имею. Жду.
Телефон забрали, ключи забрали, всё забрали, даже заняться нечем. Смотрю в потолок и на стены этого семизвездочного отеля и усмехаюсь себе под нос: докатился, Яр. Позорю отца, снова. Если эта история всплывет, его бизнесу скорее всего придет если не пиздец, то будет приличная
Не хочу подводить отца. Но что я должен был делать?!
Я не знаю, сколько времени проходит, когда ко мне заходит хоть кто-то. Тут время не сосчитать, тянется медленно, просто звиздец. Как люди годами сидят? Это с ума сойти можно.
— Ярослав Игоревич? — спрашивает мужик в костюме. Киваю. — Я ваш адвокат, Игорь Владимирович просил приехать. Обрисуйте мне ситуацию, будьте добры.
Рассказываю ему всё как есть. Я всё еще не собираюсь ничего ни от кого скрывать.
В конце нашего разговора влетает отец. Злой, всклоченный. Его нервы этот день знатно потрепал.
— Валера, за мной, — зовет он адвоката и снова куда-то уходит.
Я подозреваю, что он там решает мою проблему, вполне возможно, с тем самым Манукяном, отцом Давида. Не знаю, каким способом, не удивлюсь, что он ему тоже морду начистит. Я, в конце концов, в него уродился таким.
Мне отчаянно хочется услышать и увидеть, что происходит там, куда ушел отец и увел адвоката, но я не могу ничего, кроме как сидеть в вонючей камере и тупо ждать. Я в буквальном смысле со связанными руками.
Проходит вечность, мне кажется, как я вижу отца, адвоката и… Манукяна. Последний особенно недоволен, мои вроде как спокойны. И чего ожидать.
— На выход, — рычит он, открывая двери. Я встаю, выхожу и останавливаюсь напротив него, протягивая руки с наручниками. Запястья уже звиздец как замлели и болят, а еще кожа натерлись. Хрен знает, для каких гномов делают эти наручники, но для меня они точно маловаты.
— Повезло тебе, — психует он, разговаривая сквозь зубы. Нарочно сильно дергает наручниками, причиняя мне боль. — Понял, сопляк? Скажи спасибо, что он жив остался.
— Это вы скажите спасибо, — говорю ему в лицо, видимо, где-то сожрав пилюлю со смелостью, ну или с бессмертием. — И следите за своим сыночком. Рано или поздно за такие выходки его точно кто-то прикончит.
Я перегнул, конечно, но может хоть у него хватит мозгов донести своему отпрыску хоть что-то в этой жизни?
Мы выходим через минуту, я потираю запястья и чуть шикаю от боли, а папа идет молчаливой скалой.
На парковке мы прощаемся с адвокатом, тот говорит обращаться при случае и уезжает, оставляя нас двоих.
— Расскажешь? — прошу его, усаживаясь в машину. Быстро я, конечно, срок отмотал.
— В доме Давида стоят камеры. Одна из них была четко направлена на твое лицо, когда ты его бил. Там только слепой не разглядит. Сам Давид пока без сознания, но жить
— Хуже не будет уже.
— Это было безответственно, сын, — говорит папа, спокойным и холодным тоном отчитывая меня. — В конце концов маску надо было надевать, или еще что-то. Я не ценю разборки таким способом, но очень ценю твое желание заступиться за Машу. Но впредь, прежде чем махать кулаками, подумай головой, хорошо?
— Как разрулили-то? — спрашиваю то, что волнует больше всего.
— Мы с этим Манукяном служили вместе. Дружили. Сейчас он мне с бумажками часто помогал, на людей разных выходил с его помощью, связи нужные вязал. А я ему процент. Короче, давно друг друга знаем. Я к нему, а он рогом уперся — посажу и всё. Пришлось ему объяснить по-русски. В любом случае мой рассказ ему не понравился. Про Машу, про кучу таких случаев, о которых еще тогда в газете писали. Я за Машку пообещал найти ему всех девушек, кто пострадал от рук его сынишке и дать делу такую огласку, что погоны бы только так полетели. И головы заодно.
— И что, он согласился замять?
— Разорвали все рабочие отношения с ним, поговорили. Он бы все равно согласился. Я бы дошел до таких людей, где и его сынишку засадили бы. А так он обещал сам с ним разобраться. А дела твоего и не было даже. Всё на словах Манукяна.
— Спасибо, папа, — тяну ему руку, когда мы выходит из машины уже около дома.
— Не за что, сын, — отвечает он, и жизнь становится чуточку лучше.
Глава 15. Маша
Мне кажется, что я умру сейчас. Его уводят полицейские, Игорь бросается за ними, а у меня сердце отрывается и падает вниз, пробивая, кажется, даже пол под ногами.
Какого черта? Что он натворил? Какие тяжкие телесные? Что происходит?
Мне кажется, я чувствую себя куда хуже, чем все дни, пока я болела. У меня точно сейчас же лопнет голова и я просто рухну на пол от изнеможения.
Я никогда не знала, что можно так сильно волноваться за чужого человека, но сейчас у меня буквально рвутся на части все органы. Потому что это из-за меня. Потому что из-за меня он влез в эту авантюру и увели его только что в полицию тоже из-за меня.
А если его посадят? Как жить с этим? Как жить… без него.
Я не понимаю, что чувствую, даже с мыслями нормально собраться и то не могу. Меня тошнит, очень сильно, и я просто стою и смотрю на эту чертову дверь и жмурюсь от звука двигателя машины. Они уезжают. Вместе с ним.
Перевожу взгляд на маму. Она стоит в ужасе, схватившись руками за голову. Они только приехали из рабочей поездки, они устали и им нужен отдых, а тут…
— Дочь, что он натворил? — спрашивает охрипшим голосом. Да если бы я понимала хоть что-то! Мне кажется, я понимаю и знаю, а в следующую же секунду ловлю себя на мысли, что не знаю совершенно ничего. Абсолютно.