Любовь всегда права
Шрифт:
– Ну, ты совсем как лучик солнца, Сонни! – сказала Хани мальчугану. – Эта комната вот уже несколько дней напоминает Сахару. Поставь цветы в угол, мой дорогой, а коробку, пожалуйста, подай мне.
Мальчик сделал все, как было велено. Хани задумчиво посмотрела наклейку на коробке, затем поставила ее перед зеркалом на столике Карлотты.
Через несколько минут в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась.
– Этот негодяй снова испортил мне выход! – воскликнула Карлотта, входя в гримерную и усаживаясь на стул. – Это уже
– Да он и слушать тебя не станет, – отозвалась Хани. – Он до смерти боится актрис, которые играют главные роли. Мне уже доводилось с ним работать.
Карлотта пожала плечами. И тут ее взгляд упал на корзину цветов.
– Это мне?
– О нет, дорогая! Ты что, разве не знаешь? Я подцепила миллионера. Такой обаятельный!.. Мы познакомились в молочном баре на Пикадилли. – Хани скорчила забавную гримаску и добавила: – Это я вовсе не из зависти, хотя можно было бы и позавидовать. Тебе мало, что у тебя поклонник миллионер, так он должен быть еще и щедрым.
– Ты так говоришь, словно эти две вещи несовместимы, – возразила Карлотта, читая записку Нормана и невольно при этом улыбаясь.
– Конечно, несовместны. Я просто уверена, – ответила Хани. – Миллионеры по большей части страшные скупердяи. Иной раз приходится платить в автобусе и за себя, и за него. Вот, например, один богач, который когда-то пригласил меня на ужин, оказался невероятно жадным, ну прямо до скаредности. Даже не дал никому на чай. Мне было так стыдно, что, пока мой кавалер не видел, я тайком сунула официанту шестипенсовик. Это было просто ужасно.
Карлотта вынула из зеленой коробки шикарный букетик орхидей.
– Ну надо же! – воскликнула Хани. – Какие красивые цветы! Хорошо, что у тебя сегодня здесь твое замечательное серебристое платье. Орхидея будет отлично смотреться на плече.
Карлотта приложила цветок к черному бархатному платью, в котором выступала на сцене.
– Цветы красивые, – согласилась она. – Да, Хани, наверное, я счастливица!
Однако эти слова Карлотта произнесла без должного воодушевления, и Хани посмотрела на нее с недоумением.
– В чем дело? Что-то не так? – спросила она. – Он тебе не нравится?
– Что ты, очень нравится! – заверила ее Карлотта.
– А все-таки ты его, наверное, не любишь, – продолжала Хани.
Карлотта помедлила с ответом.
– Кажется, вся проблема именно в этом, – наконец призналась она. – Я его не люблю.
– Боже праведный! – воскликнула Хани. – Похоже, ты требуешь от жизни слишком многого. Миллионер, симпатичный, щедрый, готов тебя на руках носить, да вдобавок ко всему еще и неженатый! Мне кажется, ты просто хочешь себя испытать, почувствовать, как забьется сердце, если вообразить своим поклонником какого-нибудь арабского шейха. Мне даже неприятно тебя слушать. Ты жадная. Да, да, все дело в этом – ты просто жадная. Жаль, что у меня нет такой же возможности, какая открывается тебе.
С
Карлотта какое-то время молча смотрела на нее, а затем рассмеялась.
– Ты сама – сентиментальная дурочка, – сказала она. – Поэтому не стоит предъявлять какие-то претензии мне. Кто бы еще стал лезть из кожи вон, чтобы так носиться со своим больным мужем, возить его на море, а самой снимать в Лондоне самую дешевую комнатушку, да еще и на пару с другой жиличкой.
– Замолчи! – с досадой перебила Хани. – Не надо так громко об этом кричать! Если в театре станет известно про Билла, весь мой шикарный образ разлетится в пух и прах.
Карлотта встала и сочувственно обняла Хани за плечи.
– Прости меня, дорогая, – сказала она. – Для тебя твой Билл важнее, чем все мои миллионеры, вместе взятые, и ты сама это прекрасно знаешь.
Когда спектакль закончился, Карлотта приколола к платью орхидею, присланную Норманом, и посмотрела на себя в зеркало. Она знала, что Норман считает ее невероятно привлекательной.
Серебристое сияние платья выгодно подчеркивало молочную белизну ее гладкой кожи. Карлотта откинула назад волосы со лба, и они изящными локонами упали ей на плечи. Затем надела бриллиантовые сережки с перламутром – подарок Магды на последний день рождения. После этого оставалось лишь слегка припудрить носик и взять накидку из серебристой чернобурки. Хани, в простом черном пальто и юбке, ждала Карлотту у входа.
– Доброй ночи, куколка моя, – попрощалась с ней Карлотта. – Как же мне хотелось, чтобы мы могли пойти вместе. Было бы куда веселее.
– А какой прием оказал бы мне баронет? – вопросом ответила ей Хани. – Карлотта, ты выглядишь просто сказочно. Если ты завтра не сообщишь мне, что дала согласие стать миледи, я тебя просто отшлепаю.
Хани звонко чмокнула ее в щеку и осталась стоять, глядя, как та шагает по коридору к лестнице, ведущей к боковому выходу из театра.
Норман ждал Карлотту в своем «Роллс-Ройсе». Увидев, что Карлотта выходит из здания театра, он открыл дверцу машины, вышел на тротуар и застыл с непокрытой головой, протягивая ей руку.
– Я уж думал, не дождусь, – сказал он.
Карлотта понимала, что нетерпение вызвано желанием быстрее увидеть ее, а вовсе не тем, что она опоздала.
Она села в машину и позволила Норману прикрыть ей колени покрывалом. Завернувшись в меховую накидку, Карлотта ощущала себя настоящей королевой. Ей вспомнились слова Хани, что она ведет себя как королева, и она поняла, что та имела в виду. Общество Нормана, с его щедростью и постоянным желанием угодить ей, сделало ее совсем другим человеком, женщиной, достойной поклонения и обожания. Она перестала быть той смешливой, веселой Карлоттой, которая вбегала в гримерную после спектакля или вместе с Хани возвращалась домой на автобусе.