Любовь взаймы (Техас! Тайлеры - 2)
Шрифт:
– Чтобы ты смог еще раз проехаться насчет моего незамужнего положения? Чтобы ты мог попытаться шокировать меня вульгарностями?
– Нет. Чтобы я не был таким чертовски одиноким!..
Чейз не знал, почему он с ней так неприкрыто честен. Может быть, потому, что она была так же честна относительно самой себя. В глазах всех остальных людей она была добившейся успеха привлекательной женщиной. Однако, когда она смотрела в зеркало, она видела там высокого худого очкарика с волосами цвета морковки и накладками на зубах.
– Пожалуйста, Марси...
Она
– Ты все-таки винишь меня в смерти Тани, да?
Он поймал обе ее руки и сжал их между своими ладонями.
– Нет, - ответил он со спокойной настойчивостью. - Нет. Я никогда не хотел, чтобы у тебя создалось такое впечатление. Мне жаль, если оно все же появилось.
– Когда ты пришел ко мне в больницу наутро после аварии, я спросила тебя, не винишь ли ты меня. Помнишь?
– Нет. Я был переполнен горем. Я мало что помню о тех первых неделях после того, как это случилось. Лаки потом сказал мне, что я вел себя как настоящий шизик. Но что я помню точно, так это то, что у меня не было на тебя зла. Я виню только парня, который так вылетел на красный свет. Я виню Бога, но не тебя. Ты тоже пострадавшая. Я увидел это сегодня, когда мы ехали домой.
Он уставился на их сжатые руки, но не видел их по-настоящему, не чувствовал их, когда провел большим пальцем по костяшкам ее кисти.
– Я так любил Таню, Марси.
– Знаю.
– Но ты не можешь понять... Никто не может понять, как сильно я ее любил. Она была добрая и чуткая. Она никогда не хотела поднимать шум, не переносила, чтобы кто-нибудь расстраивался. Она умела дразнить так, чтобы было смешно, но совсем не больно. Она никогда не делала больно. У нас был великолепный секс. Она делала плохие дни лучше, а хорошие - великолепными.
Он набрал полную грудь воздуха, потом медленно выдохнул.
– А потом ее не стало. Так внезапно. Так необратимо. Остались только эта пустота и туман на том месте, где была она.
Он почувствовал, как у него в горле собирается комок - свидетельство того, что его мужество не беспредельно, и с трудом сглотнул.
– Я попрощался с ней. Обнял и поцеловал. Помахал ей вслед, когда она уезжала с тобой. А когда я увидел ее в следующий раз, она лежала в морге на столе. Было холодно, у нее посинели губы...
– Чейз!
– И ребенок, Марси... Мой ребенок! Он погиб. - Глаза его наполнились жгучими слезами. Чейз отпустил руки Марси и прижал кулаки к глазницам. Иисусе...
– Поплакать - хорошо...
Он ощутил на своем плече ее руку.
– Если бы только я поехал с вами, как она хотела, может, этого и не случилось бы.
– Ты не можешь быть уверен в этом.
– Почему я не поехал? Что было такого важного, что я не мог вырваться? Если бы я поехал, может быть, я сидел бы там, где была она. Может быть, она выжила бы и родила нашего ребенка, а я погиб бы. Жаль, что нет. Я хотел этого...
– Нет, не хотел. - Резкий голос Марси заставил его вскинуть голову. Он отнял руки от глаз. - Если ты еще раз скажешь что-то подобное, я снова дам тебе пощечину.
– Это правда, Марси.
– Неправда, - ответила она, категорически качая головой. - Если ты и самом деле хотел умереть, почему ты не похоронен рядом с Таней? Почему ты не нажал на спусковой крючок, или не бросил машину с моста, или не взял в руки опасную бритву, или не проглотил горсть пилюль?
Она вскочила, дрожа от возмущения, продолжая наступать на него.
– Есть десятки способов покончить с собой, Чейз. Пьянство, бабы и родео - среди них. Но можешь не сомневаться: это чертовски медленный способ саморазрушения. Так что - либо ты лжешь, говоря, что хотел умереть, либо ты поразительно неумело действуешь. Единственное, что тебе хорошо удалось, это совершенно расклеиться и испортить жизнь всем окружающим.
Он тоже встал. Теперь его раненая грудь болела не от горя, а от гнева.
– И какого дьявола ты позволяешь себе так со мной разговаривать? Когда ты потеряешь человека, которого любишь, когда потеряешь ребенка, только тогда ты будешь иметь право говорить, что я расклеился. А до той поры убирайся из моей жизни и оставь меня в покое.
– Отлично! Но прежде я скажу тебе еще одно, последнее... Ты не чтишь памяти Тани. Твое горе бессмысленное и нездоровое. В то недолгое время, когда я ее видела, Таня показалась мне одним из самых жизнелюбивых людей, что мне приходилось встречать. И она буквально боготворила тебя, Чейз. В ее глазах ты не мог ошибаться. Интересно, осталась бы у нее хоть капля уважения к тебе, если бы она могла видеть, во что ты превратил свою жизнь с тех пор, как ее нет? Ей было бы приятно узнать, что ты совершенно раскис? Я в этом сильно сомневаюсь.
Он с такой силой стиснул зубы, что даже челюсти заболели.
– Я сказал - убирайся!
– Я ухожу. - Она поспешно пошарила в сумочке и достала оттуда сложенный листок розовой бумаги. Она расправила его на стойке. - Вот расписанный по пунктам счет из больницы, который я оплатила за тебя. Надеюсь, завтра я получу по нему сполна.
– Ты же знаешь, что у меня нет денег...
– Тогда советую тебе достать их. Доброй ночи!
Она даже не стала ждать, чтобы он проводил ее до двери, пересекла гостиную, распахнула дверь и решительно вышла под дождь, громко захлопнув за собой дверь.
– Сучка, - пробормотал он, смахивая счет на пол одним движением руки. Листок порхнул к его ногам. Он злобно лягнул его, это движение острой болью отдалось в его ребрах. Поморщившись, он заковылял в спальню, к баночке таблеток на тумбочке.
Открыв лекарство и вытряхнув на ладонь таблетку, он закинул ее подальше в рот и проглотил, не потрудившись налить стакан воды.
Возвращая лекарство обратно на тумбочку, он остановился. Поворачивая в руках пузырек янтарного цвета, он подумал о том, что все эти таблетки можно принять одновременно.