Любовь за гранью 7. Осколки безумия
Шрифт:
– Марианна сказала о коме. Я уверен, что тому причина вовсе не травма головы, которой у нее не было.
Николас начинал терять терпение, этот смертный действовал ему на нервы, раздражал. «Я ему доверяю, а вам нет». Удар ниже пояса.
– Ты работаешь в этой клинике давно? Я раньше тебя не видел, – вкрадчиво спросил Ник.
Доктор снял очки и спрятал в нагрудный карман. Ника всегда раздражал такой типаж людей, на которых не действуют колкости и ядовитые издевки.
– Два года.
– За это время ты стал известным нейрохирургом, ты достиг того, что к тебе обращаются за помощью сильные мира сего. Верно?
Внезапно
– Так вот, я могу сделать так, что завтра ты будешь завидовать бомжам на помойке, понял? – прорычал прямо в лицо хирурга, – Прекрати задавать дурацкие вопросы и строить теории. Просто выполняй свою работу.
Смертный испугался, они всегда боялись. Они подсознательно чувствовали тьму и запах смерти. Их смерти. Этот не исключение. Ник разжал пальцы и прислушался.
Мне казалось, я не могу дышать, я смотрела на отца, и мне не верилось…, не верилось, что все, о чем он говорит правда. Зачем… все эти годы. Они молчали. Да, он рассказал, что я узнала, рассказал, как уже пережила эти моменты, как плакала и обвиняла их во лжи. Нет. Сейчас я не чувствовала того, что тогда, в то время, которого я не помню. Сейчас мне просто стало трудно дышать, и сердце то сжималось, то разжималось. Я видела, как трудно дается отцу каждое слово. Он боится. Смотрит на меня, ожидая реакции, и на его красивом лице боль и страх быть отвергнутым мною еще раз. Наверное, в тот, первый раз, я причиняла ему страдания.
– Не молчи, – попросил он и посмотрел мне в глаза, – Не молчи, пожалуйста.
Мне стало больно вместе с ним. Все должно было быть не так. Этот разговор. Он мог состояться, когда еще мама была жива. Она бы поддержала его, он бы не чувствовал себя таким одиноким и несчастным. Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
– Я люблю тебя, папа. Неужели ты думаешь, что я стану любить тебя меньше?
Я обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди.
– Маняша, просто я уже прошел через это один раз. Я помню, как тебе было больно, помню, как ты плакала.
Я крепко сжала его руками.
– Наверное, я была немного другой… тогда. Пап, посмотри на меня. Какое значение имеет, кто мои биологические родители? Это не важно. Важно то, что вы с мамой растили меня, любили, дарили мне счастье.
У него на глазах появились слезы.
– Мне иногда кажется, что ты самое родное существо на свете, милая. Ты так похожа на маму.
Я не помнила отца таким… нет, не слабым… ранимым. Я привыкла, что он сильный, волевой, властный.
– Мне так ее не хватает… мне кажется, я перестал дышать…
Я заплакала вместе с ним, снова прижалась к его груди. Да, нам всем сейчас не хватает мамы.
– Маняша, вернись домой. Я чуть с ума не сошел, когда ты пропала. Позволь Фэй позаботится о тебе. Позволь нам помочь тебе. Дай нам это время, милая. Постепенно ты все вспомнишь, вот увидишь.
– А если нет?
Отец вытер мои слезы и сжал мокрые щеки ладонями.
– А если нет, значит, мы начнем все сначала. Редко у кого в жизни выпадает шанс не помнить о прошлом и жить с чистого листа. Я должен сказать тебе еще кое-что. Очень важное.
Я закрыла глаза, постепенно успокаиваясь в его объятиях. Возможно, мне не хватало именно этой близости, уверенности в его любви, в том, что все как и раньше. Мы семья, одно целое.
– Габриэль – твой родной брат. Он нашел тебя три месяца назад. Все, что ты захочешь узнать о своих родителях, он расскажет тебе. Поговори с ним, когда будешь готова. Он много сделал для нашей семьи. Для тебя, для Крис.
Пожалуй, в этот момент меня одолевали противоречивые чувства. Я еще не была готова принять новость о том, что я не родная. Я все еще хотела не думать об этом. Возможно, я поговорю с Габриэлем, но не сейчас. Слишком много новостей для меня. Мой мозг отказывался воспринимать информацию и переваривать ее. Какая-то частичка возликовала, затаилась в безудержном едком любопытстве, но сейчас для меня имел значение только отец и его боль, которую я чувствовала каждой клеточкой своего тела.
– Я не хочу знать о своих биологических родителях. Для меня их просто нет. Как можно хотеть то, чего никогда не было. Вы с мамой и Крис моя семья. Габриэль пока что чужой. Может быть… когда-нибудь я захочу узнать. Не сейчас. Отвези меня домой, папа. Я хочу сегодня с тобой вместе вспоминать маму и плакать… сделай это для меня, хорошо?
Виктора я увидела мельком, на проходной, когда мы покидали здание клиники. Но когда я проходила мимо, он сунул мне в руку визитку, и я молча спрятала ее в карман.
Николас ждал нас возле автомобиля, он курил и смотрел, как мы идем к машине. Он распахнул передо мной дверцу, помогая сесть на заднее сиденье. Грубость и галантность – противоречивое сочетание. В этом странном типе очень много противоречий.
В этот момент я почувствовала запах… тот самый, который оставался на моей коже, когда я пришла в себя. Тот самый, который впитался в мое черное платье. Запах, который будоражил мозг, как мощнейший афродизиак, и заставлял сердце биться быстрее. Сейчас, когда Ник находился настолько близко, в ожидании приоткрыв дверь, и смотрел на меня, прожигая взглядом, я потрясенно вдыхала аромат, и мне не верилось… Это запах Николаса. На моих вещах, на моей коже, волосах. Тогда, когда я очнулась, я пахла им. Словно… о боже, словно, все то время он был настолько близок ко мне…
Мозг будто пронзило молнией, и я вздрогнула. А ведь Николас мне вовсе не дядя. Резко подняла голову и вдруг увидела, что он усмехнулся уголком рта. Казалось, прочел мои мысли, понял, о чем я сейчас подумала. Он дьявол. Просто дьявол воплоти.
Порочная улыбка, вызывающая дрожь во всем теле, на секунду лишила возможности сделать вздох. Словно, он знает что-то, чего не знаю я. И я была уверена, то, что он знает – мне не понравится. Но больше всего меня раздражала собственная реакция на этого человека. Этот мужчина невольно восхищал и пугал одновременно. От его красоты можно было ослепнуть, но это жестокая красота. Это огонь, который сожжет все живое вокруг, как солнце, если слишком приблизиться. И самое мерзкое – он прекрасно об этом осведомлен. Самоуверенный, наглый хищник, не сомневающийся в своей мрачной неотразимости. В эту секунду я приняла решение – я должна избегать Николаса Мокану. Он опасен. Чем именно? Да всем. Прежде всего тем, что он мне не родственник и, да, мне не показалось в тот самый первый раз, когда я его увидела, он смотрел на меня совсем не как на племянницу. Меня вдруг обуял дикий ужас: «а вдруг между нами что-то было?»