Любовь заказывали? (сборник)
Шрифт:
– Вы спите? – шепотом спросила Лидочка.
– Нет, что вы! – чуть не закричал Сергей Петрович, испугавшись, что она сочтет его спящим и уйдет. – Я совсем не сплю.
– И я тоже, – негромко, но уже не шепотом, сказала девушка, обхватив себя руками, – видно, холодно было в одном фланелевом халатике. Теперь, когда она подошла поближе, даже скудного заоконного света хватало, чтобы разглядеть ее всю. И вид ее заставил забиться сердце Сергея Петровича радостно и тревожно.
– Вы так замерзнете, – сказал он. Сказал без какой-либо задней мысли, то, что думал. За нее он теперь переживал
– Не успею, – улыбнулась Лидочка, присела на кровать Сергея Петровича, аккуратно приподняла край легкого одеяла и юркнула под него. – Вы напуганы? – спросила она.
– Нет, – ответил Фролов.
Наверное, секунд тридцать они оба молчали.
Сергей Петрович не очень понимал, что происходит, и действительно страшно боялся неловким поступком или словом все испортить. А Лида повернулась на бок, к нему лицом и внимательно смотрела на Фролова блестящими глазами.
А потом она протянула к нему руку и погладила по голове. Примерно так же, как во время грозы за Чудовом – он ее.
– Вы и в самом деле напуганы, – улыбаясь, сказала она.
– Похоже на то, – теперь уже абсолютно честно выдохнул Фролов.
– Чего же вы боитесь?
– Что сделаю что-нибудь не так и вы уйдете.
– Что может мужчина сделать не так с женщиной, пришедшей к нему в постель? – мягко спросила Лидочка.
«Значит, это произошло? Значит, случилось? Но можно ли этому верить?»
– Я не обидела вас? – уже без улыбки тихо спросила Лидочка. – Вот уж чего бы совсем не хотела…
– Да вы что! – наконец вышел из оцепенения Фролов. – Просто я не сразу поверил!
– А теперь верите?
– А теперь – будь что будет. – Он повернулся к ней и по-мужски властно обнял за теплые плечи. – Все равно я уже счастлив.
Она прильнула к нему, тоже обняла его руками. Он, теряя голову, искал губами ее губы, но Лидочка неуловимо отворачивала лицо. Впрочем, его уже это не волновало – теперь он точно знал: она не уйдет, она – его, сейчас и немедленно, и это было самым главным знанием на данный момент, вызывающим острое, ничем не сдерживаемое ощущение счастья.
Он нежно перевернул Лидочку на спину – она и не думала противиться, – начал расстегивать мягкий халат. Под тканью – даже не ладонями, а всем своим естеством – ощутил ее мягкую нежную грудь.
Запутавшись неловкими пальцами в пуговицах, уже не смог остановиться и просто задрал наверх низ халата. В полутьме забелели Лидочкины бедра – под халатом не было ничего.
– Ой, подожди! – вдруг попыталась выскользнуть из его рук Лидочка.
– Что, милая? – не понял Фролов.
– Нельзя без… – зашептала девушка, так и не выговорив, без чего нельзя. – Дни опасные.
– Я так хочу ребенка, – чуть не заплакал Сергей Петрович. – Не бойся, я буду работать как вол.
– Не надо, пожалуйста. – Лидочка теперь тоже чуть не плакала. – Возьми, в кармане халата.
Сергей Петрович, с трудом оторвавшись от ее тела, достал из неглубокого кармашка искомый квадратик.
Фролова вовсе не покоробило его наличие: она просто обязана думать о себе, ведь за ней – Анька. И к тому же она еще не знает, что теперь прикрыта его, фроловскими, плечами. Пусть не могучими, но надежными – стопроцентно.
И наплевать, что он не лидер. И что не миллионер.
На Лидочку и Аньку его вполне хватит.
Лидочка, поняв, что проблема исчезла, сама легла так, чтобы ему было удобнее, даже халат руками придержала, тоже, видимо, не желая отвлекаться на пуговицы. Еще мгновение – и…
Странное дело, раньше, представляя себе в ночных мечтах то, что только что с ним произошло, Сергей Петрович всегда испытывал неприятное волнение. Его пугал то возраст – и связанные с этим возможные проблемы, – то собственный живот, вид которого никак не соответствовал женским мечтам, по крайней мере в его понимании женских «мечт».
Он даже виагру новомодную прикупил и каждый раз перед приходом Елены Григорьевны мучительно раздумывал, не принять ли. И только глубокая нелюбовь к «химии» мешала ему это сделать, что, правда, никак пока не отражалось на его гендерных возможностях.
А вот с Лидочкой он не боялся ничего. И не думал ни о чем. Только о ней, только о том, что безумно хочет ее и никак не может насытиться ею.
Впрочем, если бы она пожелала, чтобы они просто всю ночь лежали рядом и разговаривали о Гёте и Верлене – ни того, ни другого Фролов, к сожалению, не читал, – он все равно был бы безмерно счастлив.
Но делать то, что они только что делали, – этот уровень ощущений словами уже не передавался.
Потом они действительно лежали рядом и тихо разговаривали. Не про Верлена и Гёте – нашлись другие темы.
Сергей Петрович держал Лидочку за руку, что-то ей отвечал, а сам мучительно пытался понять: за что же все-таки ему это выпало? Что он сделал такого замечательного в этой жизни, что было там замечено и ему, Сергею Петровичу Фролову, воздано?
Уже и рассвет за окном появился – не сумрак ночной белесый, а настоящий, с солнышком. Уже и уставшая Лидочка – захотела доспать до утра в своей кровати – ушла в свою комнату. А он все лежал, мучительно размышляя на жалящую мозг тему, и не находил ответа на свои вопросы.
Единственное, что примиряло его с этой абсолютно непонятной ему действительностью, – он был ею, действительностью опять же, абсолютно – удовлетворен.
12
Проснувшись, Сергей Петрович – впервые за последние два десятилетия – сделал зарядку. То ли еще будет: он теперь и диспансеризацию пройдет, и зубы вылечит, и острого есть не станет. Теперь-то ему не надо объяснять, зачем нужно жить долго.
А в остальном утро оказалось точным слепком прошлого. С кухни доносились такие же звуки, а запахи были даже еще более восхитительными.