Любовная лихорадка и золото скифов
Шрифт:
Лена принесла банное полотенце, показала, как пользоваться колонкой.
— В Питере у вас горячая вода. У нас газ.
Игорь прикрыл дверь ванной, обнял и поцеловал Елену.
— Сгораю от нетерпения.
— Отпусти, мама в трех шагах.
— В Москве у нас тоже была колонка, помню, как работает.
Елена вышла, Игорь разделся и встал под теплые струи воды. "Как хорошо, — подумал он. — Я будто дома". Долго нежился под душем, тёр себя мочалкой, вспомнил, это и Ее мочалка.
Не одевши, лишь завернувшись в огромное полотенце, прошел в отведенную ему комнату, надел другие брюки и сорочку, вернулся в ванную забрать оставшуюся
— Может тебе что-то постирать? — спросила Елена.
— Спасибо. Успеешь еще.
Евдокия Андреевна услышала и спросила.
— Правда, Игорь, не стесняйтесь. Скажите, что постирать? Завтра устраиваю стирку — на вещь больше — меньше.
— Хорошо, если не трудно, сорочку, в которой ехал. Пропотела, запылилась.
— Постираю. А ты иди спать. По глазам вижу, что устал с дороги. С Леной завтра наговоритесь, обсудите всё.
Утомившись в долгой дороге, Игорь быстро заснул и не видел снов. Елена тоже вскоре уснула, уставшая от допросов горе — туристов, волнения от встречи с Игорем. Ей приснился полковник, он орал на нее:
— Вы не имели права оставлять их в неизвестном доме! Обязаны были постоянно находиться с ними, а вы? Больше с иностранными туристами работать не будете! Ваша безответственная позиция не позволяет доверять работу с людьми!
Елена проснулась и долго не могла заснуть, переживала разнос полковника, думала об Игоре, представляла его маму, ленинградскую квартиру, как спит в соседней комнате. Пришла шальная мысль пойти проведать. На диване ворочалась мама, тоже плохо спала. Задумалась о еле живом Эрвине в больнице. Каким, любопытно, был в молодости? Говорит — не фашист. Мародерство не лучше. Мысли перескакивали с Эрвина на Игоря, с Игоря на Дашу — уволит или нет? От неё зависело бы, никогда не уволила. Собственно, за что? Какой-то киевлянин считает, ей нельзя доверять работу с людьми. Пусть увольняют, все равно уезжает из Феодосии, станет теперь петербурженкой. Незаметно уснула.
Проснулась и не сразу поняла, продолжаются сновидения или живой Игорь в плавках склонился над ней.
— Просыпайся, соня!
Она протерла глаза.
— Игорь? Мамы нет дома?
— Ушла куда-то. Думаю, специально оставила нас одних.
— Думаешь?
Он приподнял ее, обхватил, крепко сжал, принялся целовать шею, за ухом, не давая опомниться, прильнул к губам. Руки через широкий разрез ночной рубашки ласкали груди, возбуждая ее. Она почувствовала, как всё тело помимо ее воли вдруг напряглось, пронзило желание отдаться ему немедленно. Обвила руками его шею, раскрыла губы и самозабвенно отвечала на поцелуи Игоря.
Он сел на край кровати, поднял тонкое одеяльце и через ноги стянул рубашку, открыл всю ее. Елена попробовала закрыться одеялом, Игорь сбросил его на пол и в сумасшедшем исступлении начал неистового целовать ее всю, с шеи, постепенно спускаться все ниже. Она таяла в охватившей истоме, не могла скрыть восторженного трепета, охватившего её, стонала, млела от одуряющей приятности. Подобного еще не испытывала. О таких ощущениях только читала, и оказалось не вымыслом авторов женских романов.
Не поняла, как Игорь оказался на ней, а потом в ней. На этот раз не испытала боли, а лишь одно несказанно приятное ощущение слияния тел. Игорь медленно двигался, она в какие-то моменты старалась ответить на его движения, но опыта пока не имела и вся инициатива была у него. Тихо стонала. Он благодарно целовал ее. Потом, усталые, они лежали рядом и какое-то время
— Тебе было хорошо? — спросила.
— Очень. Спасибо.
— И мне очень. Если что-то не так, потерпи. Опыт придет.
Он привстал и снова принялся целовать ее.
— Дурочка, ты моя! Что может быть не так? Все отлично.
Лена посмотрела на большие настенные часы и вдруг вспомнила о маме.
— Вставай! Улепетывай скорее к себе. Мама в любую минуту вернется. — Она встала, собралась надеть ночную рубашку. — Пойду, душ приму. — Игорь вскочил с постели, отобрал рубашку, и, не давая ей одеться, схватил в объятия, прижался всем телом. Так они и стояли обнаженные, прижавшие друг к другу. Лена первая пришла в себя. Вырвала у него рубашку и пошла в ванную. Игорь хотел пойти за ней, но переборол себя — все впереди. Вернулся в свою комнату ожидать очереди в душ. Интуиция их не подвела. Едва Игорь оказался у себя, загремел ключ в двери, и возвратилась Евдокия Андреевна.
***
За завтраком Игорь спросил, когда Лена будет готова ехать. Она напомнила, что не выписалась.
— Не самое страшное. Выпишешься позже. Сложнее с российским гражданством. Узнаю сегодня, необходимо отказываться от украинского или нет.
— Не надо отказываться. Постарайся сохранить двойное гражданство, если дадут российское, — заметила Евдокия Андреевна. — И с выпиской не торопилась бы.
Закончить разговор им не дали, позвонила Даша.
— Мужики из службы безопасности жаждут увидеть тебя в больнице, — она засмеялась, — Напугала? Старика собрались допрашивать. Сейчас пришлют машину.
— Обрадовала.
— Игорь вернулся? Машину видела, показалась его.
— Приехал.
— Освободишься, зайди. Можешь его привести.
В прихожей раздался звонок, и Евдокия Андреевна пошла открывать.
— За мной, — сказала Лена.
— Пошли их куда подальше! Скажи, уезжаешь. Кроме тебя нет переводчиков? — недовольно заметил Игорь. — Сколько с ними цацкаться! Думал, смотаемся с тобой завтра на Азовское море, потом съездим в Коктебель к моим родственникам и дня через два отчалим в Питер. Допросы могут продлиться еще неделю.
Лена поцеловала его.
— Наше агентство принимающая сторона. У нас контракты с немецкой фирмой. Обязана быть с их туристами. Постараюсь быстрее освободиться, скажу, что собираюсь уехать.
Евдокия Андреевна впустила молодого человека приятной наружности, как и предполагали, он заехал за Еленой.
Тем временем киевские чины из службы безопасности Украины ломали головы, как быть с немецкими туристами. Документы забрали, не сбегут. Старик и при желании не в состоянии скрыться. Не известно еще, будет ли транспортабелен, покинуть Украину. Молодой немец информацией не обладал, все же в Киеве считали, в назидание другим любителям копаться в чужой земле, следует его судить. Пока же Курт жил в "Астории" и был предоставлен самому себе.
Информация, что в Феодосии закопана часть ценностей из разграбленных в войну музеев, привлекла внимание Министерства культуры, музеи Киева и Крыма. Крымские власти объявили содержание клада собственностью республики. Киев поддержал Керчь. Сотрудники Керченского историко-культурного заповедника обещали киевлянам поделиться. Делили шкуру не убитого медведя. Клад требовалось еще найти. Немецкие туристы, вооруженные самым современным металлоискателем, не нашли. Вот почему важно было выудить у бывшего солдата вермахта больше подробностей, где искать.