Любовная лирика классических поэтов Востока

Рудаки Абульхасан

20

Последний раз теперь ожги клеймом железным грудь мою! Быть может, я в ожоге том бальзам целебный изопью. И пусть очистится навек душа от злобы и вражды; Очищу ль в сердце и тогда тоску старинную свою? Внемли молению любви, пройди, султанша красоты, И скорбь мою, и боль мою перед тобой я изолью. А это сердце — дверь казны, ее пронзили сотни стрел! Жемчужины на жалах их, как слезы, я от всех таю. Ты это сердце, как свою сокровищницу, сбереги, Цари своих сокровищ дверь должны отстаивать в бою. Как птица, в сеть вовлечена приманкой малого зерна, Душа вступила в плоть мою,

увидев родинку твою. Ты кровью сердца, о Джами, пиши крылатую газель, Чтобы любимая тебе вняла, как роза соловью.

21

Ударь меня мечом сто раз в мгновенье — Не разобьешь связующие звенья. Ты говоришь: «Сильнее стану мучить». Зачем же так, небесное творенье? В мечтах вкушаю сладость поцелуя, Но нет, без дыма не сварить варенья. Мои зрачки — твоей красы жилище, Всем говорю, что человек есть зренье. Вот завиток волос дрожит близ уха, Длине другого нету измеренья. Сравнил бы с тыквой голову аскета — В обиде будет тыква за сравненье. Сгубив Джами, себя ты затруднила… Аллах тебе воздаст за это рвенье!

22

Ночью сыплю звезды слез без тебя, моя луна. Слезы света не дают, — ночь по-прежнему темна. До мозолей на губах я, безумный, целовал Наконечник той стрелы, что мне в сердце вонзена. Здесь, на улице твоей, гибли пленники любви, — Этот ветер — вздохи душ, пыль — телами взметена. Если вдруг в разлуке стал я о встрече говорить, То горячечный был бред, вовсе не моя вина! С той поры как ты шутя засучила рукава, Всюду вздохи, вопли, кровь, вся вселенная больна. О рубинах речи нет, нынче с цветом губ твоих Сравнивают алый цвет розы, шелка и вина. По душе себе Джами верования искал, — Все религии отверг, лишь любовь ему нужна.

23

В грудь проник этот яд, просто сил нет подчас, Щеки жаром горят, хоть и не до прикрас. От страданий любви тело чангу подобно, Лью с ресниц слезный град на подола атлас. Выйди, милая, в сад: розы там в исступленье, Разорвав свой наряд, распустились без нас, Там тебя год подряд ждут сосна с кипарисом, Через стену глядят, хоть и нет у них глаз… Путь святоши — в мечеть, путь скитальца — в пустыню. А иным хоть бы в ад, лишь вина бы запас! Я бы душу стократ продал за поцелуи, Торговаться я рад, мой бесценный алмаз. Ты ж с другим, и от ревности я умираю, Умирают лишь раз, а Джами — каждый час.

24

Похитила ты яркость роз, жасминов белых диво, Твой ротик — маленький бутон, но только говорливый. Уж если ты не кипарис, друзьям скажу: насильно Меня, как воду на лугу, к другим бы отвели вы! Долина смерти — как цветник: спаленные тобою, Ожогом, как тюльпан внутри, отмечены красиво. Едва ли я настолько храбр, чтоб не были страшны мне И завитки твоих волос, и смеха переливы. Бродя в долине чар любви, чужбины не заметишь, Никто там даже не вздохнет о доме сиротливо. Начав описывать пушок над алой верхней губкой, Бессильно опустил перо Джами красноречивый.

25

Серебряная шея, ланиты — два тюльпана И каменное сердце, как сердце истукана. Хоть изнуренным телом я от тебя далеко — У милого порога

душою постоянно. Молю, будь осторожна, завязывая пояс, — Не стерпит нежность кожи малейшего изъяна. Как я пройти осмелюсь по улице заветной? Боится даже ветер подуть там утром рано. Ах, если б, опьянев, ты лежала без сознанья — Ступню поцеловал бы я с помощью обмана. Чего Джами хотел бы? Попировать с любимой. Но разве может нищий в чертог войти султана?

26

Не я один подвластен чарам красавиц городских, Красивое лицо — приманка для всех сердец людских. Где вестник? Ветер Ханаана, жду вести, как Якуб Ждал от Юсуфовой одежды прозренья глаз слепых! Красавицы, как и деревья, не схожи меж собой, Разумный женщин изучает, чтоб знать повадки их. Скажи писцу, чтоб не писал он всей правды о любви, Кто понесет такую тяжесть — груз горьких строк чужих! Ты строй сердец уже разбила, так не седлай коня И побежденных не преследуй, хоть конь тиранства лих. Бессонница мной овладела, сон от меня бежит. А был еще совсем недавно так безмятежно тих. Вчера услышал я, припавши к ее следам в пыли: «Ах, не пыли, Джами, так сильно метлой ресниц твоих».

27

Одна любовь нас отрешает от суеты земной, Мук не вкусивший не вкушает и сладости иной. Любимая сулит нам горе, не ведая о том, Что все обещанное ею — бальзам душе больной. К чему существованье солнца, когда ее лицо Мгновенно затмевает блеском неяркий свет дневной! В миг расставанья — без сознанья на землю я упал… Что, кроме забытья, могло бы в разлуке быть со мной? Я только пыль ее дороги, но хорошо и то, Что ветер не уносит пыли, проходит стороной. Когда умру — в багряный с желтым тюльпан я превращусь: Я плакал кровью и покрылся от желчи желтизной. Джами потоком слез однажды к ней в сад был принесен… Что толку в мусоре, прибитом столь мутною волной?!

28

Кто весть красавице доставит о всех убитых ею И кто забывчивой напомнит о позабытых ею? Разлукой ранен я. Где пластырь, чтоб затянулась рана? Я лишь свиданием с любимой отчаянье развею. Цвет пурпура и жаркой крови — цвет славы и величья, Обязан я слезам кровавым всей славою моею. Своим глазам я благодарен за славу и за слезы, Пускай в слезах утонут, если не стоят встречи с нею! Мне год назад она сказала: «Жди будущего года», А в этом мне так худо стало, что прошлого жалею, Не назовусь ее собакой, хотя бы ненадолго, — На знамени ее державы позором быть не смею. Страдания Джами увидев, сказал почтенный лекарь: «Тут, кроме смерти, нет лекарства, помочь я не умею».

29

Аскет благочестивый, сбрось одежды лицемерья И с чашею в руках скажи: «Ханжи, не ваш теперь я». «Вкушай вино, пока землей твой череп не наполнен» — На чаше начертал Кавус, и прав был в полной мере. Пленительнее шелк волос от аромата амбры. Да и павлину придают красу цветные перья. Пульс у влюбленного считать — напрасная затея, Лишь Авиценна оправдал болящего доверье. Доколе властвовать луне? Открой лицо скорее. Светильник мира устарел, как сумрак суеверья. Ах, мы плохие торгаши и лишь себя позорим: Бьем в барабан, когда несем огромные потери. Джами, тебе не удалось припасть к руке любимой, Так поцелуй хоть след ноги у недоступной двери.