Любовница Фрейда
Шрифт:
— Вдобавок планируется провести трамвай, разбить сады, построить свинарник, конюшни, часовню и, конечно, кладбище. А современного там — лишь архитектура, лечение старо, как мир, просто иной вид тюремного заключения.
— А твои коллеги участвуют?
— Нет. Всем заправляет какой-то американец Бриггс. Бесконечное финансирование цемента, и почти ничего для неврологических исследований.
Он объяснил, что в заведениях подобного рода, если пациент уже заклеймен как «хронический сумасшедший», с ним может случиться что угодно. Доктора могут, не задумываясь, удалить любую часть тела, если полагают, что это и есть причина болезни, — щитовидку, зубы, миндалины, часть мозга. Они ставят больных под душ, чтобы излечить депрессию, заражают малярией слабоумных, неделями держат несчастных в ванне. И пичкают их опием, барбитуратами, бромидами и слабительным.
Минне его обвинения казались слишком мрачными — все-таки это прогресс по сравнению со Средневековьем, когда пациентов в лечебницах приковывали к стенам или держали в комнатах, похожих на пещеры с маленьким окошком для пищи. Она даже слышала истории про «воскресные зрелища», когда зеваки платили охране, чтобы посмотреть на слабоумных в естественной среде обитания.
Она сказала, что имеет кое-какое представление о современном лечении психических больных.
— Мою последнюю хозяйку, баронессу Вульф, лечили от депрессии электротерапией Эрба. Я наблюдала, как пропускали ток сквозь разные части тела. Зрелище малоприятное.
— Ага, аккумуляторная.
Минна помнила тошнотворный запах хлорки и спирта, доносившийся из приоткрытой двери в комнату, где под стеклянным куполом сверкали блестящие медные диски огромных электрических разрядных устройств. На стенах висели все виды диковинных аппаратов, используемых для шоковой терапии тяжелобольных пациентов, страдающих необычными психическими расстройствами. Минна полагала, что это ужасно, но устроилась на стуле в приемной рядом с женщиной, чьего сына только что поместили в лечебницу. Он поджег диван, утверждая, будто внутри прячется его отец.
— Я жаловался много раз, возражая против подобного лечения, — произнес Фрейд, — поскольку я убежден, что терапия Эрба не помогает больным с нервными расстройствами, максимум — дает частичное улучшение. И как чувствует себя твоя хозяйка?
— Она застрелилась.
— Серьезно?
— Нет, но хотелось бы, — сказала Минна с кривой усмешкой, будто они смеялись шутке, известной только им двоим.
Фрейд посмотрел на нее, следя за мимикой, его глаза сузились.
— На самом деле электротерапия и иные варварские методы просто не работают. Когда я учился в Париже у доктора Шарко, самым лучшим средством считалась гипнотерапия, но вскоре я осознал, что и она малоэффективна.
Минна помнила, что десять лет назад Фрейд ездил в Париж учиться у знаменитого французского невролога.
— Я всегда думала, что утверждения о целительности гипноза притянуты за уши, — заметила она. — Но, по крайней мере, ты пожил в Париже.
— Да, только и пользы, — улыбнулся он. — Вначале казалось, что гипноз работает. Мы вводили больных в транс и получали обнадеживающие результаты. Но со временем выяснилось, что мы выдавали желаемое за действительное. Не всякого больного можно загипнотизировать, некоторые просто не поддаются внушению. Ты, например, как я полагаю.
— Почему ты так решил?
— Просто догадка. Может, попробуем как-нибудь? — предложил он и нежно положил руку Минне на поясницу, помогая обойти лужу. — В любом случае, даже когда лечение было эффективным, симптомы обычно повторялись. И это ввергало в уныние. Здоровье больных почти не улучшалось. Ночные кошмары, глухота, дефекты речи, паралич — множество симптомов. Но когда я вернулся в Вену, то обнаружил, что наиболее эффективный терапевтический метод находился у меня под самым носом. Необходимо заставить пациента рассказать о себе.
— Честно говоря, Зигмунд, это звучит настолько просто, даже не верится, что результаты могут быть столь потрясающими.
— Да, в теории это просто, но на практике сложнее. Мои коллеги имели дело с истерией, с точки зрения неврологии, и зашли в тупик. Я же наблюдал больных, сражающихся с депрессией, бредовым состоянием, сменой настроения, фобиями и маниями, — и тоже ничего не помогало. Но когда я просил пациентов лечь на кушетку и вспомнить прошлое — жестоких отцов, равнодушных матерей, детские травмы, все, что проникло в их подсознание помимо цензуры сознания, — застарелые тревоги и самые жуткие воспоминания извергались из их нутра. Затем, снимая кожуру слой за слоем, наблюдая, интерпретируя и догадываясь, можно открыть, что вызвало симптомы. И таким образом искоренить их.
— Зигмунд, это похоже на катарсис. Освободить больного, заставив его обсуждать прошлое.
— Именно, кушетка — моя лаборатория.
— А можно я на минуту позволю себе выступить в качестве адвоката дьявола? — спросила Минна, подняв указательный палец.
Фрейд снисходительно улыбнулся. В конце концов, этим-то она ему и нравилась.
— Почему они соглашаются лечь и беседовать с незнакомым человеком, посвящая его в свои самые интимные мысли, страшные секреты и даже извращения?
— Люди, которые на протяжении многих лет испытывали сильные боли, сделают все, если уверуют, что это поможет. И как только они начинают говорить, то не могут остановиться. Их воспоминания овладевают ими, и они начинают понимать то, что подавлялось долгие годы. В темных закоулках человеческой жизни тоже есть смысл, и в этом смысле заключена надежда.
Минне хотелось, чтобы Зимгмунд продолжил разговор. Она хотела услышать о его пациентах. Конкретные примеры. Конкретные результаты. Сказать ему, что его открытия чрезвычайно значительны и гуманны. Ведь если Зигмунд прав, то прежнее лечение устарело. И ему подвластно изменить ход истории.
— Хорошо, когда есть с кем поговорить, — произнес он, пристально глядя на нее. — С тем, кто понимает. Мои коллеги считают, что я отправился в поход на ветряные мельницы. Так думает и Марта.
Ураган женщин в кринолинах пронеся мимо, отбросив их в сторону, следом прогрохотал омнибус, а затем двуколка заглушили голоса пешеходов вокруг них. Минна смотрела, как Фрейд вынимает еще одну сигару из кармана. Он закурил, а она наблюдала за группой студентов, бесцельно бродившей по парку через дорогу.