Любовница Иуды
Шрифт:
– Весьма убедительно. Я ведь учился в институте востоковедения и немного в ваших языках разбираюсь.
– Это был отрывок из Аггады, одной из частей Талмуда… – Иуда взял бокал, понюхал вино и сделал несколько глотков. – Не думаю, чтобы ваш сектант его знал. Между прочим, я с ним недавно встречался.
– Это где же? И каким образом? – Джигурда дернулся в кресле и задел ботинком ножку столика: голубоватый фужер с апельсиновым соком опрокинулся, издав хрустальный звон.
– Ночью, под потолком, в его бывшем доме, – доверительно улыбнулся Иуда, разглядывая золотистые потеки сока. – Он сказал, что знает своего убийцу в лицо. Но
– Почему? Мести, что ли, боится? – усмехнулся Ферапонтов и бросил в лужицу сока несколько бумажных салфеток.
– Он намекнул, что настоящий убийца все-таки другой.
– Выходит, убийц двое, а рана одна? – несдержанно фыркнула Марсальская.
– Я так и думал, – пробормотал Джигурда, лениво ковыряя мельхиоровой ложечкой в маленькой консервной банке с красной икрой.
– Что ты думал?! Ну, что? Видите ли, думал он! – с непонятной злостью взорвался Ферапонтов, нависая над столиком взъерошенной совой. – Слишком много размышлять стал… Лучше бы действовал!
– Всему свой срок, Тимур Иванович, – отозвался Джигурда с какой-то даже угрожающей, но по-прежнему той же раздумчивой интонацией.
Ферапонтов искоса бросил на него быстрый взгляд и решил не нагнетать напряженность. Нарочито обескуражено рассмеялся и хлопнул себя по широким коленям мужицкими ладонями.
– Век живи и век удивляйся! Между нами говоря, я тоже сомневался. Флюид не тот. Да и не полез бы никогда Вениамин Кувшинников драться со скифами. Яшка бы мог – но ему это зачем? Кстати, гражданин мира, поздравляю вас с первой кровью: вы убили моего телохранителя Коляню. Два часа назад он скончался в реанимации.
Смысл сказанного губернатором постепенно дошел до Иуды, и тогда бокал с вином дрогнул в его руке. К тому же он заметил, что Марсальская смотрит на него с каким-то неприличным восхищением, а то и с откровенным желанием. От этого её взгляда на душе стало совсем отвратительно – Иуда судорожно выпил до дна и налил еще из первой попавшейся бутылки: в ней оказался коньяк, запылавший в глотке солнечным жаром.
–… Так что, у меня много оснований отправить вас за решетку. А ещё лучше – в психлечебницу. Но дурдом нынче переполнен. Что-то слабый народишко пошел. Недавно привезли новоявленного Иоанна Крестителя: те же грозные речи и проклятия на головы начальников, особенно на мою. Вы бы с ним сошлись.
– Вы так считаете? Я этого типа не любил, – рассеянно признался Иуда, вспоминая струйку крови, вытекающую из губ умирающего римского легионера. Теперь, подумал он, его будет преследовать другое видение: падающий Коляня и тупой удар затылком о булыжники.
– Вполне солидарен с вами, – живо откликнулся Ферапонтов и пригладил пятерней жесткие волосы. – Могу пооткровенничать. Мне по душе ваша легендарная Иудея. У нас много общего: страстная любовь к родине, к своей идее, к преданьям старины глубокой… Да много чего! Нас тоже погубили разрушительные проповеди. Могучий Саул не зря почуял в Давиде опасный микроб: все эти гусли-мусли, псалмы, непротивление. Нежному Самуилу надо было не елеем из рога помазать Давида на царство, а живой кровью врагов Израиля. Вот Самсон мне жутко симпатичен. Это и наш герой. – Ферапонтов добавил всем вина и поднял свой бокал на уровень орлиного носа. – Поэтому я предлагаю вам, товарищ Искариот, быть до конца Иудой…
Наступило неловкое молчание. В соседнем номере теперь уже тихо бубнили за рюмками – Марсальская чутко прислушивалась
Джигурда медленно цедил густое вино, однако щеки следователя не розовели от хмеля, а бледнели ещё более. Он беспрестанно протирал стекла очков серым скомканным платочком. Марсальская наклонилась к нему и шепнула:
– Зайдите как-нибудь – я вам хоть сморкальник выстираю.
– Зайду обязательно. Хотелось бы кое о чем у вас спросить, – насупился следователь, пряча руку с платком в карман.
– Я что-то вас не понял, – сказал Иуда и посмотрел губернатору в переносицу, где перехлестнулись темные щетинки бровей.
– А тут и понимать нечего, – Ферапонтов по-снайперски сощурил правый глаз. – Не без помощи Ираиды Кондратьевны у меня родился один планчик, несколько парадоксальный. Неплохо бы создать общество друзей Иуды. Сокращенно – ОДИ. В противовес всяким там баптистам. Помещение выделим, рекламные плакаты выпустим, что-нибудь вроде: «Не бывал ли ты в ОДИ – если нет, то приходи». Вы должны нам помочь. Отработайте свои грехи. Ведь Тотэмос – двоюродный брат вашей Иудеи. Мы тоже не желаем предавать заветы наших отцов, идти под власть диктаторского Центра, заокеанских идолов и буржуазных конквистадоров. В конце концов, тебя послали сюда не разрушать, а созидать. Не так ли?
– Я теперь вообще не знаю, зачем меня послали, – пожал плечами Иуда, чувствуя, что тяжело пьянеет.
– Не пудри мне мозги! – Ферапонтов стукнул кулаком по краешку столика.
Марсальская прикусила вишневую мякоть губ, словно истекающих вожделением, и вцепилась в руку Иуды.
– Пойдемте со мной, товарищ Искариот. Я вам популярно объясню. Ну же! – Она властно потянула его в боковую комнату, насыщенную пряными запахами греха и одеколона, щелкнула английским замком и бросилась на шею Иуде – горячие губы прикипели к его рту, как моллюск к камню.
– Ты почему, изменщик коварный, вчера не пришел? Я ведь ждала. Променял меня на глупую сектантскую курицу?
– Я её не трогал, – возразил Иуда, сдавливая широкие мягкие бедра Марсальской, будто собирался играть на кимвале.
– Значит, сохранил свои силы для меня? – Сверкая оскаленными зубками, Ираида ловко расстегнула молнию на брюках Иуды, просунула руку в ширинку и захватила в тисках пальцев вожделенное орудие любви. Держась за пульсирующую плоть, Марсальская астматически задышала в ухо:
– Я хочу тебя, Иудушка. Я жажду и требую. Трахни меня по-солдатски, по-походному, без всяких выкрутасов. Вот так…– Она задрала юбку, расставила ноги в стороны и уперлась руками в низкую тумбочку возле деревянной кровати с разлохмаченной постелью. Голос её звучал придушенно и отдаленно, как из мешка:
– Давай, Иудушка, поехали! Жарь на всю катушку!
Глаза Иуды словно припаялись к наливному яблоку зада. Эта восхитительная часть женского тела всегда была для Иуды самой вожделенной. За подобную слабость многие прелестницы даже подозревали его в тайном извращенстве. Он и сам не мог объяснить, отчего так перехватывало дыхание и бешено колотилось сердце, стоило ему только ненароком коснуться в толпе женской ягодицы. Вот и сейчас бурлившая кровь смяла все жалкие преграды. Он бросился к белому роскошному заду, как бык на красную тряпку: то впивался в самые пухлые места, будто вампир, покусывая нежную плоть, то припадал пылающей щекой и терся, издавая шутливо-грозное рычание, а то и счастливый скулеж преданной собаки.