Любовница на двоих

Шилова Юлия Витальевна

Обняв пустую бутылку виски, я села у кухонного окна. Неожиданно вспомнился московский офис, в котором мне предложили продать своего будущего ребенка. Молодая симпатичная женщина обнимала меня за плечи и восторженно говорила о том, какой героический поступок мне предстоит совершить. Мол, с их фирмой» связано много богатых молодых американских семей, которые спят и видят, чтобы усыновить ребенка. Они стоят в очереди по несколько лет и терпеливо ждут. Мое согласие будет благородным гуманным поступком. Ведь можно убить ребенка, сделав аборт,

а я подарю ему жизнь. Для бездетной семьи этот ребенок будет самым желанным, самым любимым. И я поверила. Страшно подумать, но тогда я поверила каждому сказанному слову. Господи, какой же глупой я была!

Потом вспомнился момент, когда я в первый раз в жизни взяла в руки загранпаспорт. Тогда я заплакала. То ли от радости, то ли от страха перед неизвестностью, а может, и просто оттого, что за время ожидания сдали нервы. В американском посольстве я должна была скрывать беременность и доказывать необходимость своего выезда за бугор. Это было довольно сложно. Целая куча каверзных вопросов и целая куча лжи. В день получения визы меня жутко лихорадило. Сумасшедшая очередь на Садовом кольце… Я никогда в жизни не видела таких больших очередей. Человек четыреста, не меньше. И только около пятидесяти получили разрешение на въезд в Соединенные Штаты Америки. Остальные нервничали, ругались. Кто-то впадал в истерику и орал. Как же я боялась, пока ждала своей очереди. Я оказалась одной из немногих, кому посчастливилось получить визу. А затем аэропорт, таможня и — самолет.

Мысли мои вернулись к спящей дочке. Я с ужасом подумала, что она вот-вот проснется, а мне нечем ее накормить.

Глава 14

В который раз поглядев в окно, я увидела, что в машине остались двое — Лев и один из его приятелей, тот, с тупым лицом. Возможно, третий уехал по каким-либо делам, а может, стоит на моей лестничной площадке, рассматривает дверь с ее нехитрыми, но все же довольно массивными замками, чтобы решить, как их взломать.

Я услышала лязганье ключей в двери и замерла. Потом метнулась на кухню, схватила кухонный нож. Если мне сейчас придется кого-то убить, я сделаю это. Я должна защитить своего ребенка, я должна его спасти. Это ничего, что я такая хрупкая, справлюсь! Я притаилась в коридоре.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась». Галина.

— Ты что с ножом-то? Меня, что ли, резать собралась? — прошептала она, глядя на меня испуганными глазами.

— Я бы тебя не только зарезала, но и застрелила, — проговорила я, едва не плача.

— За что это?

— Где ты трое суток пропадала?

— Я не пропадала, я ездила в Луизиану.

— Куда?!

— В Луизиану. Это, между прочим, не близко. На самолете нужно лететь.

— И какого черта ты туда летала?

— Деньги добывала, да и документы тоже.

— А меня не могла предупредить?

— Времени было в обрез. Да убери ты нож, ей-богу! — тяжело привалилась к стене.

— Ты что, приросла?

Стоишь как чужая. Заходи, — прикрикнула я на нее. — Скажи, это ты меня сдала? — спросила я и, затаив дыхание, с ужасом ждала ответа.

— Кому?! — явно опешила Галина.

— Льву и его товарищам.

— Как ты могла такое подумать?! — задыхаясь, проговорила Галина и даже изменилась в лице.

— Тогда какого черта ты бросила меня на трое суток одну? У меня кончилось детское питание, мне нечем кормить ребенка!

— Не кричи. Дина проснется.

— В том-то и дело, что я не знаю, что буду делать, если она проснется. У меня нет ни грамма смеси.

— А почему ты не кормишь грудью?

— У меня молоко перегорело.

— Нервничать меньше надо.

— Хорошенький совет! Ты хоть понимаешь, что, пока ты летала в эту свою Луизиану, мы могли сдохнуть с голода! Если бы ты вернулась чуть позже, обнаружила бы в квартире два трупа!

— Ольга, прекрати. Ты несешь ерунду. Я же о тебе заботилась, да и о малышке тоже. У меня никого нет ближе вас. Вы мне как родные. Да пусть меня лучше убьют, чем я сделаю тебе плохо. Тебе или маленькой Динке.

— Тогда откуда братки узнали о том, что я сижу в этой квартире?!

— Какие еще братки?

— Лев с товарищами. Они дежурят там, внизу. — Я перевела дыхание. — Ты что, и вправду не знаешь, о чем идет речь?

— Не знаю.

— У подъезда дежурят братки. Можешь посмотреть на них в окно. Правда, их было трое, а сейчас стало двое! Там никто на лестничной площадке не дежурил?

— Нет.

— Значит, один куда-то свалил.

— Я Ь не знала, что тут кто-то дежурит»

— Получается, что ты вошла в подъезд совершенно спокойно.

— Получается так.

— Значит, они не знают тебя в лицо.

Галина устало кивнула головой.

— Но ведь когда я раскапывала стукачку, ты вырубила Льва.

— И что?

— Он же мог тебя видеть.

— Но ведь я напала на него сзади, и он сразу потерял сознание.

Я потерла виски и пожала плечами.

— Странно как-то получается. Братки тебя в лицо не знают, а твою квартиру знают. Лев меня даже по имени назвал.

— Ольга, к чему ты клонишь? — сухо спросила Галина и отошла наконец от стены. — Я только сейчас узнала о том, что за квартирой следят. Спокойно зашла в подъезд, и никто меня не остановил. Получается, что тебя как-то выследили.

— Как, если я, кроме балкона, никуда не выходила?!

— Нужно подумать.

Галина нахмурилась и посмотрела на пустую бутылку, в обнимку с которой я сидела совсем недавно.

— А ты, я смотрю, времени даром не теряла, — холодно заметила она. — Виски уговорила.

— Ты не хуже меня знаешь, что, когда на душе гадко, самое лучшее — напиться.

— Что ты и сделала.

— Что я и сделала. Галина подошла к окну.

— Эта машина?

Я заметила на лице Галины горькое разочарование и усердно закивала.