Любовница на двоих
Шрифт:
— Дочка, да что же с тобой творится, в конце концов?
— Мне очень плохо. Господи, как же мне плохо!
— Что у тебя болит?
— Невыносимая боль прямо разрывает мне грудь.
— У тебя больное сердце?
— Больное.
— Господи, такая молодая, а уже так плохо с сердцем!
Я не лукавила и не обманула престарелую женщину. В самом деле, у меня болела, вернее, ныла грудь. Временами мне казалось, что я еще живу, а временами мне казалось, что мое дыхание остановилось. Я уже плохо понимала, жива Я еще или нет. Спустя какое-то время я перестала сознавать, что лечу в самолете, не заметила, что бортпроводники стали разносить
— Дочка, может, тебе нужно поесть? — не унималась старушка.
— Зачем?
— Ну как это зачем? Зачем человеку есть? Наверно, для того, чтобы жить. Тебе сразу станет полегче. Вот увидишь.
— Легче?! Мне уже никогда не будет легче. Тем более от еды…
— Это, доченька, ты неправду говоришь. Когда поешь, всегда легче становится.
Я посмотрела на женщину, поглощающую свой обед, раздраженным взглядом и издевательски произнесла:
— Послушайте, ну что вы в самом деле? Какая я вам доченька? Я вам совершенно посторонний человек. Женщина чуть было не поперхнулась, оправдываясь, сказала:
— Просто ты мне в дочери годишься…
— В том-то и дело, что гожусь. Это не значит, что я ею являюсь.
— Я хотела, как лучше, ласково.
— Не надо по-ласковому. Вы лучше говорите ласковые слова своей дочери, если она у вас, конечно, есть.
— Она у меня умерла пару лет назад, — тяжело вздохнула женщина и отвернулась.
— Умерла?
— Умерла. Мужа боготворила, а вечерами работала как волк, стояла у плиты. Света белого не видела. Никогда на свое здоровье внимания не обращала, а если были какие-то боли, терпела. А он, подонок, всю жизнь гулял, да еще и покрикивал на нее.
Женщина немного помолчала, а затем добавила:
— Молодая совсем. Выглядела, как девчонка. Да болезнь никого не щадит. Ни старых, ни молодых. Я только потом поняла, как это страшно — пережить свое дитя.
— Извините, — тихо пробормотала я.
В салоне выключили свет, и многие пассажиры уснули. Мне стало еще хуже — я ощутила, что боюсь темноты. Затем мне послышались какие-то голоса. Они доносились издалека, я не понимала, о чем они говорят, но эти голоса были знакомы. Один из них принадлежал Льву, другой мертвой стукаче, а третий перепуганной Галине… Голоса стали тише, приглушеннее, а потом совсем пропали. Мне стали мерещиться чьи-то лица. Они улыбались, сердились, делали скорбные гримасы… И только одно лицо было полно искренней симпатии. Это лицо Галины. Но почему оно выделялось среди других? Почему? Этого я не могла понять. Ведь она меня предала.
Временами ее лицо исчезало, а потом возвращалось. Галина смотрела на меня так виновато, словно молила о прощении и ждала, когда же я дам это прощение.
Я смахнула со лба пот. Мне было ужасно жарко. Руки дрожали. Я чувствовала легкую тошноту, болело сердце. Господи, как же оно у меня болело! Я ненавидела себя, я считала себя полным ничтожеством, потому что только полное ничтожество может так нелепо потерять своего ребенка. Как же жить дальше? Как?
Неожиданно мне вспоминалось, как я еще совсем сопливой девчонкой впервые приехала в Москву. Господи, столько же мне тогда было? Лет шестнадцать, не больше. Я даже не шла, я плыла по Ленинскому проспекту, пританцовывала, улыбалась случайным прохожим и любовалась своим отражением в витринах различных магазинов. Я казалась себе необычайно красивой и, наверно, поэтому была такой легкой, воздушной и беззаботной.
Затем без всякого перехода в моей памяти всплыла другая картинка из прошлой жизни. Моя
Боже мой, и зачем я возвращаюсь в прошлое? Зачем? Говорят, прошлое лучше не трогать. Это не принесет ничего хорошего. Ничего, кроме боли и тяжелого осадка на душе Меня по-прежнему не переставало трясти. Я что было силы вжималась в кресло и чувство вала, как сильно пульсируют мои виски Вспомнив о мертвой стукачке, которая вышла. из машины как ни в чем не бывало, словно е. никогда не закапывали в землю, я почувствовала, что меня затошнило от страха и отвращения. В любой момент я могла свалиться в обморок. В ушах звенело так, что я даже не расслышала, что сказала мне моя проснувшаяся соседка.
Я направилась в туалетную комнату. Открыв холодную воду, набрала полные ладош, воды и окунула в них лицо. Увидев себя в зеркале, я ужаснулась. Бледная как смерть, я скорее напоминала покойницу. За последние сутки я похудела на несколько килограммов. Мои волосы так спутались, что я уже вряд ли смогу их когда-нибудь расчесать. Глаза пустые совершенно бессмысленные. Умывшись, я с трудом добралась до своего кресла.
Когда самолет приземлился, я вспомнила» что у меня в кармане лежит тысяча долларов, но я не знала, для каких целей она мне нужна. Я и представить себе не могла, как буду жить с этими несчастными деньгами, с мыслью о том, кто мне их дал…
Глава 18
— Девушка, вы забыли букет, — окликнул меня незнакомый мужской голос, когда я была уже у выхода из самолета. Я слегка вздрогнула и резко остановилась.
— Что?
— Вы забыли букет.
— Какой букет? — Я обернулась и увидела молодого человека, держащего в руках растрепанный букет Льва. — Это ваш?
— Мой.
— Так возьмите.
— Простите, но он мне не нужен…
— Вы уверены? Такой красивый букет..
— Он мне не нужен, — повторила я, с отвращением взглянув на цветы.
— Ну как хотите.
Мужчина удивленно пожал плечами и положил букет в кресло.
— Может, бортпроводникам пригодится.
Может быть, — быстро проговорила я и, сделав глубокий вдох, ступила на трап. Я не помнила, как этот злосчастный букет оказался со мной в самолете.
Нас доставили в зал прилета. У меня не было багажа. Я шла налегке, словно я прилетела не из Штатов, из ближайшего городка. Я села в автобус и отправилась на поиски улицы, название которой знала точно так же, как знала свои пять пальцев. Улица Академика Скрябина… В Штатах я тысячу раз представляла себе эту самую улицу. Временами она казалась мне просторной, красочной со множеством цветных флагов, гирлянд, с цветочными клумбами.
Каково же было мое удивление, когда я увидела, что улица ничем не отличается от других. Такая же серая, будничная. Это не укладывалось в голове. Такое красивое название…
Я нашла нужный дом, в страшном возбуждении подошла к квартире. Я очень долго готовилась к этому, мечтала, бредила этим, а теперь оказалось, что я совершенно не знаю, что делать. Зачем я разыскиваю этого человека? Почему еще совсем недавно называла его папкой? Какой он теперь папка, если у меня больше нет дочери… Господи, а ведь отчество у моей дочери было бы Александровна. Красивое, величественное…