Любовница. По осколкам чувств
Шрифт:
– Сколько?
– Э-м…ну, недели три на всё про всё, – рискнула прикинуть я, а потом осторожно добавила, – или чуть больше.
– Хорошо, но сроки сдачи мы тогда подвинем. Скажем ещё месяцев на шесть, – залупил мне в лоб, тут же подбираясь и приготавливаясь к битве с моими возражениями, но я сразу согласно кивнула, прекрасно понимая, что такой объект никак не сдать за полгода. И чем я думала раньше, балда махровая?
Эх…
– Ну вот и прекрасно. Тогда работай спокойно, никуда не торопись. Как всё будет готово, так
– Поняла. На этом всё? – внутренне приготовилась я к самой страшной части нашей встречи и с ног до головы покрылась предательскими мурашками, когда поняла, что Данил Шахов в одно мгновение переключился в режим «соблазнение».
– Нет, Лера. На этом не всё.
– Не надо, – умоляюще вскинула на него глаза и протестующе покачала головой.
– А то что?
– Я буду кричать, – сглотнула вязкую слюну
– Да, будешь, Лера, – медленно облизнулся Шахов, а я внутренне завибрировала, словно трансформаторная будка.
– Насиловать решил? – почти охрипла я от страха и какого-то иррационального предвкушения.
Нет, не от возможной близости между нами, а оттого, что наконец-то смогу разодрать его холеное, самоуверенное лицо до мяса, а потом может быть даже и глаза его бесстыжие выцарапать. Да!
Кончики пальцев закололо, ладони зачесались. Вся я натянулась, как стрела, наполняясь внутренним электричеством.
Не трожь меня, Данил! Убьёт!
– Насиловать? – хмыкнул Шахов, а потом и вовсе весело рассмеялся, поднимая и закидывая за голову руки, неприкрыто демонстрируя свою широкую грудь и литые, рельефные мускулы. Футболка от этого резкого движения чуть задралась на его животе и через прозрачную столешницу я увидела тонкую полоску волос, скрывающуюся за ширинкой его чёрных джинсов.
– Да, Данил, насиловать, ибо добровольно я тебе не сдамся, – упрямо припечатала ему, смотря в непроглядную ночь его глаз.
– Сдашься, Лера. А потом будешь добровольно орать подо мной от кайфа, как уже делала это и не раз. Добровольно стонать, закатывая глаза. Добровольно просить меня трахнуть тебя жёстче и глубже.
– Замолчи!
– Добровольно умолять меня позволить тебе кончить, – выдавал он всё это бесстыдство таким будничным тоном, будто овец на лугу подсчитывал.
– Ты ужасный человек! – вскочила я на ноги и ломанулась на выход, гонимая паникой и теми реакциями, что вызывали его непристойные слова. Меня почти подорвали. Я уже дымилась, и первые языки пламени вылизывали меня между ног, побуждая сдаться его воле.
Отдаться. Всего раз. Малюсенький разочек…
– Да брось. Я охуенный, – рассмеялся он и тут же кинулся за мной, яростно стискивая в своих руках, разворачивая лицом к себе и нажимая на какую-то кнопку, которая резко опустила льняные шторы со всех сторон беседки, отрезая нас от реальности и любопытных глаз.
Всего доля
– Моя!
Вторая рука рвёт вверх подол платья, прихватывая до сладкой боли ягодицы, а затем укладывается мне прямо между ног и с силой надавливает, высекая из моих глаз столп ярких искр. Взвиваюсь, привставая на носочки, а потом яростно начинаю колотить мужчину по груди, игнорируя тот двенадцати балльный шторм по шкале Бофорта, что сносил внутри меня все мои защитные бастионы.
Меня трясло. От ужаса, что тело так быстро меня предало. От страха, что я не смогу от него отбиться. От паники, что я могу потерять контроль надо собой и позабыть о принципах.
Нет! Никогда!
– Отпусти! – разъярённой кошкой начала отбиваться я и почти расплакалась, когда стон, полный неприкрытого наслаждения против моей воли всё-таки сорвался с губ.
Это Данил через ткань платья прикусил мой напряжённый сосок и потянул на себя.
– Нет! – задохнулась я. Почти начала его умолять. Почти возненавидела.
А потом пространство беседки разорвал звук входящего звонка.
– К чёрту! – ругнулся Шахов, не обращая внимания на телефон, что голосил на столе, позади нас.
– Пусти! Нет!
– Да, Лера. Да, пока мы оба не сдохнем!
А гаджет всё звонил и звонил, пока я всё-таки не изловчилась и со всей дури не ударила его коленом, целясь прямо в пах. Тот самый пах, коим он бесконечно потирался о меня и прижимался, демонстрируя свой железобетонный стояк.
Демон похоти!
– Твою мать! – увернулся, смягчая мою атаку, и зло уставился на меня, пока я, шлёпнувшись на кушетку, оголтело одёргивала на себе платье.
Бежать было некуда. Дверь из этой преисподней была намертво заперта.
Наградив меня ещё одним испепеляющим взглядом, Шахов всё-таки обратил внимание на несмолкающий гаджет. А потом снова смачно выругался, принимая звонок.
– Да, Рома? – рычит зверем, – Что? ...Когда, блядь? ...Кто? ...Пидорас! Убью на хуй! ...Пострадавшие есть? ...Тварь гнойная!
А я, пока он эпически ругается, только смотрю на него во все глаза и понимаю, что уже этого самого неизвестного мне Рому люблю всем сердцем, потому что именно он спас меня от озабоченного моей персоной маньяка.
– Ясно… Да понял я… Да, вылетаю ближайшим рейсом. Собирайте фокус-группу, готовьте для прессы сказку про белого бычка…ай, да ты и так всё знаешь. Всё, давай, – и отключился, слепо смотря в никуда.
Минута звенящей тишины. Трещины по небосклону моего сознания, когда он устало упирается руками в столешницу и глубоко дышит, очевидно, стараясь привести себя в чувства и адекватное состояние. А потом поднимает на меня глаза и выстреливает в лоб словами, против которых устоять почти невозможно.