Любовница. По осколкам чувств
Шрифт:
— Короче, он за них попросил, да?
— Ну типа. Сразу вспомнил, что у него дети есть и их, оказывается, воспитывать нужно, а не просто откупаться пачками с баблом и модными машинками. Короче, предложил он мне пару своих убыточных дочек, взамен того, что я не буду его топить и не стану сильно возмущаться, когда он через пару лет «внезапно» выйдет на свободу по условно-досрочному, — и снова в моей душе вспыхнуло дьявольское пламя, пожирающее во мне всё, что было хорошего со скоростью света.
В такие моменты я сам себя не узнавал и даже представить боялся, на что именно был способен.
—
— Да! Безруков меня чуть не шлёпнул из-за гулящей вагины собственной жены. Где такое видано вообще, ты мне скажи? — зарычал я и стукнул кулаком по столу.
— Я бы тоже отказался, — кивнул Ветров.
— О чём и речь. А меня тогда так знатно бомбануло! Мой родной отец прибежал ко мне, да ещё такой радостный и давай за предложение Безрукова вещать. Мол, что ты, мальчик мой, нельзя от такого отказываться. Мне вообще-то повезло! Я ж, видите ли, сам виноват, что на пулю напоролся и теперь обязан, в качестве компенсации вреда и наставленных рогов, понять и простить бедного и несчастного товарища Безрукова, — всё больше распалялся я, вкидываясь пойлом и уже мало что соображая.
— И что ты сделал? — пьяно ворочал языком друг.
— Дал своим парням команду «фас» — рвать всё, что принадлежит этому старому, жадному и больному на голову пердуну. Нахрен мне его сраные дочки, когда я могу забрать всё?
— Ну ты маньяк! — покачал головой Ветров и хмыкнул.
— Спасибо, я стараюсь, — кивнул я и улыбнулся во все свои тридцать два зуба.
— Оно и видно.
— Ну давай, предъяви мне.
— Да тебе, что с гуся вода, Шахов. К тебе человек с деловым предложением сунулся, а ты его жену поимел, еще и бизнес отжать решил. А жаба так и не душит, как я посмотрю.
— Ну давай, ещё ты меня обвини, что из-за моей несговорчивости погибли люди, — прищурился я.
— Ты знал, что подобное может случиться? Он твоему отцу угрожал?
— Да, — кивнул я, — может, если бы он как-то нормально свои телодвижения совершал, то я бы и не газанул, но Безруков в привычном репертуаре начал запугивать отца тем, что, если я не пойду на мировую, то он продолжит кошмарить меня, семью и наш бизнес пока окончательно нас не изведёт. Вот папаша мой труханул и прогнулся, а я не он!
— Но ты бы мог…
— Не мог! — рявкнул я. — Я не трус, Ром. Если бы эта гнида почувствовала мою слабость один раз, то уже бы с меня не слезла. Никогда, понимаешь? Это ты влюблённый дуралей. А я никого не люблю, кроме себя расчудесного. Безрукову меня не достать.
— А Соня? А Серафима? — напомнил мне Ветров о единственных женщинах, которые мне были по-настоящему дороги в этом мире. Сёстры. За них бы я и убить мог…
Я долго молчал, смотря в глаза друга, а через минуту отставил полную рюмку от себя подальше. Покачиваясь, словно моряк во время шторма, встал на ноги, икнул и подвёл черту.
— Пошли спать, Ромашка. У нас на это благородное дело всего несколько часов осталось, а потом водитель приедет, чтобы наши туши домой доставить.
— К жене торопишься? — подколол друг.
— По зубам тебе настучать тороплюсь, — буркнул я, мысленно проецируя образ Леры в своём упитом сознании. Он меня успокаивал и приводил в чувства. Мотивировал
А может и нет. И это просто пьяный бред моих проспиртованных мозгов…
— Ага, значит сразу по приезду, верной и преданной собачонкой побежишь к сладенькой умнице, м-м?
Вот же сука! Нахрен я ему про Леру рассказал вообще?
— Захочу побегу. Захочу не побегу, — старался говорить равнодушно, но получалось откровенно дерьмово, потому что я хотел — да! И никак иначе, черт возьми!
— Ставлю ящик вискаря, что уже к вечеру ты к ней лыжи намылишь. Да, да, Шах! Мой ждун начинает ликовать и колыхаться.
— Какое же ты бесявое существо, Ромашка. Так бы рожу и начистил.
— Боюсь, боюсь…
И в спину мне прилетел издевательский смех Ветрова, а сам я себе клятвенно пообещал, что никуда я сегодня не побегу. Я останусь дома. Вот так вот! Попарюсь в бане. Проведу вечер с женой, чего бы мне это ни стоило. Потому что никаких зависимостей у меня нет. Если захочу, то легко и непринуждённо переключусь на другую жертву. Вот вообще не вопрос.
Лера, Марина, Кристина… сколько их было? А сколько ещё будет? П-ф-ф!
Данил
Утро встретило меня тупой долбёжкой по мозгам отбойным молотком и гадким привкусом тлена на губах. Орущий будильник с психом отключил, а потом и вовсе вырубил. Чтобы не расхерачить об стену от греха подальше.
Поднял перед собой руки и выдохнул. Не трясутся и то хлеб.
Со стоном отодрал тело от кровати и почти ползком добрался до рабочего портфеля, который тут же выпотрошил, суматошно разыскивая обезболивающее. Нашёл. Проглотил, не запивая. Откинулся на стенку и тяжело выдохнул, внутренне приготавливаясь к очередному болезненному забегу до душа.
Забега не получилось. Доковылял полуползком, а там уж и зарычал зверем под обрушившимися на меня ледяными каплями. Но тело при такой зубодробительной встряске не желало слушаться команды и просыпаться. Оно истратило ресурс на бодрствование, а я его вчера ещё и непомерным алкогольным излиянием добил.
Приваливаюсь лбом к стене и откровенно отрубаюсь. Вот так вот стоя, как грёбаный конь. И мне сейчас даже не уснуть хочется, а сдохнуть прямо тут, но…
Прикусываю нижнюю губу и выдёргиваю из сознания образ Леры. Он здесь, рядом — только руку протяни. Всегда! И там почему-то не развратная картинка, как мне, может быть, того бы хотелось, а нежное, какое-то даже трогательное видение.
Шри-Ланка. Я только проснулся, но не шевелюсь, чувствуя, как её прохладные пальчики скользят по моей коже, побуждая орду мурашек в районе поясницы, приготовиться к полномасштабному марш-броску от макушки до пят. Щекотно. Приятно пиздец. Но я жду, что она будет делать дальше. Мне хочется ещё этих тактильных кайфовых электрошоков от её прикосновений. Пробирает. Глушит. Торкает. М-м-м… Чуть приоткрываю один глаз и осторожно смотрю из-под ресниц на ее выражение лица. Она улыбается, а у меня от этого по венам разливается бурлящее тепло. Шрам мой рассматривает, татуировки, легонько ведёт своей малюсенькой ладошкой по отросшей щетине. Щурится и вздыхает, прикусывая пухлую нижнюю губу, а затем откидывает длинные пряди с моих прикрытых век.