Любовница
Шрифт:
– Папа рассказывал эту историю, – сказала Тэра Ксавьеру. – Это чистая правда.
– Я прошу прощения за свою дочь, – вмешалась Рейчел. – Я была бы рада сказать, что она сегодня не в себе, но, к сожалению, она всегда такая. Боюсь, что ее надо брать в твердые руки.
– Я этим занимаюсь, – лукаво произнес Бруно.
Но мать Тэры смотрела на Ксавьера, и Тэра не могла не заметить этого.
Ксавьер откинулся на спинку стула и прищурил глаза.
– Знаете, когда я был студентом, мне однажды посчастливилось присутствовать на лекции великого Артуро Тосканини в Милане.
– Я надеюсь, до того как он спятил, – пробормотала Тэра
– Незадолго до его последней болезни. Тогда он был очень старым, очень опытным и очень мудрым человеком, – пояснил Ксавьер, взглянув на Тэру с легкой укоризной.
– Извините. Продолжайте, – нехотя сказала она.
– У него еще были силы яростно проклинать немецких и австрийских дирижеров за то, что они испортили работы Моцарта в размере две четверти, отбивая четыре доли в такте вместо двух .Вы знаете, что сам Тосканини всегда отбивал две.
Ксавьер напел мелодию одной из последних симфоний Моцарта.
– Знаете ее? – спросил он заинтересованную аудиторию. – Конечно же, знаете. А теперь, Тэра и Бруно, спойте ее, следуя моему ритму.
Фиксируя их внимание своими проницательными серыми глазами и отбивая ритм движением указательного пальца, он начал дирижировать их пением, сначала делая акцент на каждой четвертой доле, а потом, в более медленном темпе, – на каждой второй.
Во время пения Тэра поняла, почему Ксавьер имеет такую власть над оркестром. Она следила за завораживающими движениями его пальца и чувствовала, что в ней нарастает ощущение стального пояса, охватившего ее талию, который не позволял ее пению отклониться больше, чем на крошечную долю.
Это ощущение жесткого контроля принесло с собой и чувство особого возбуждения. Она одновременно хотела освободиться и в то же время хотела, чтобы ее держали еще крепче.
Ей было интересно, чувствовал ли Бруно то же самое, но они не смогли сравнить свои впечатления, потому что Бруно с благодарностью принял предложение Ксавьера подвезти его в Лондон, беспокоясь, как бы не опоздать завтра на семинар к девяти утра.
Тэра проводила мужчин на улицу и нежно обняла на прощание Бруно. Прислушиваясь к высокому звуку мотора отъезжающего "порше", она провела пальцами по жесткой белой карточке, которую Ксавьер ненавязчиво вложил в ее руку, выходя за дверь. Тэра решила порвать ее, даже не глядя, что на ней написано.
Высадив молодого человека у колледжа, Ксавьер повернул машину к дому.
Он чувствовал удовлетворение, оказав молодому человеку добрую услугу: устроил его встречу с литавристом оркестра Тюдорской филармонии, которая, несомненно, принесет плоды. И в любом случае этот юноша может сделать карьеру юриста, как запланировано. Ксавьеру нет никакой необходимости беспокоиться о нем далее.
Его интересовала эта маленькая своенравная зеленоглазая девчонка. Да, эта нимфа во плоти заслуживала того, чтобы обратить на нее внимание.
Проезжая по ночным улицам Лондона, он чувствовал себя полным энергии, его дух воспрял от прилива сил, который он уже не надеялся когда-либо ощутить.
Глава 6
Джорджиана расслабленно и безмятежно лежала на кушетке. Из окон кабинета врача она могла видеть аллею вишневых деревьев, на которых еще осталось несколько ярко-желтых последних листьев.
– Я прекрасно спала сегодня ночью, – сказала она. – Целых десять часов. Не было никаких снов, никаких звуков, никаких движений. Ничего. Я спала как ребенок.
Доктор Дейнман, сидящий в нескольких метрах от нее, промолчал. Он хотел дать Джорджиане время поразмышлять над своим состоянием и самой попытаться проанализировать его, хотя серьезно сомневался в ее возможности сделать это. Его глаза задержались на ее узких ступнях в одних чулках и стройных, как у газели, лодыжках. Он медленно окинул взглядом ее фигуру в облегающем платье из мягкого трикотажа, которое соблазнительно очерчивало каждый изгиб тела.
короткого молчания он спросил:
– Вы спали так только в детстве?
Джорджиана невидящим взглядом смотрела перед собой. Игнорируя его вопрос, она продолжила следовать за своими мыслями:
– После того как я потеряла детей, меня все время преследовали ночные кошмары. В них была кровь и боль – страшная, ужасная. Я заставляла себя проснуться и лежала с открытыми глазами, чтобы кошмар не повторился.
Да, она уже рассказывала ему об этом. Уже несколько недель, как она ходит к нему. Сначала она приходила раз в неделю, а теперь по два раза. Она постоянно ворошит пепел воспоминаний о своих выкидышах и с большой неохотой говорит о чем-нибудь другом. Он должен признать, что не добился заметного прогресса. Но еще слишком рано. Потребуются недели и месяцы. Это была приятная перспектива. Ему нравилось смотреть на нее.
– Вы не видели снов, когда были ребенком? – спросил он, снова пытаясь вызвать ее на разговор о детских годах.
Обычно его пациенты с удовольствием погружались в прошлое. В конце концов, в современном мире высоких скоростей и погони за деньгами было роскошью иметь возможность выговориться. Особенно если вас слушают, не только не перебивая, но и со вниманием.
За четыре года своей практики в качестве психотерапевта доктор Дейнман (приставкой "доктор" он был обязан не медицинской квалификации, а диссертации на тему о достоинствах контрастных методов терапии сознания, за которую ему присудили степень доктора философии) выслушал бессчетное число рассказов о детстве – в основном несчастливом и жестоком. Не было ничего удивительного в том, что глубинные причины тех проблем, с которыми обращались к нему пациенты, неизбежно имели корни в далеком детстве. Те проблемы, которые выходили на поверхность – алкоголизм, злоупотребление наркотиками, отсутствие аппетита, сексуальные расстройства, – являлись лишь симптомами чего-то более глубокого. Его работа в том и заключалась, чтобы обнаружить этих демонов в тайниках души и деликатно вытащить их наружу, тем самым лишая их силы. Он считал, что уровень его успехов вполне удовлетворителен и постоянно повышается.
– Иногда я видела сны, – неожиданно заговорила Джорджиана. – Обычно мне снились лица родителей. Они улыбались мне так же, как и всегда. Они были очень нежными, очень ласковыми родителями. Мы все были так счастливы.
Доктор Дейнман посмотрел на мигающий красный огонек магнитофона на своем письменном столе. Интересно будет еще раз послушать запись этих слов, когда она уйдет. Утверждения такого рода слишком хороши, чтобы быть правдой. Что она скрывает от него? И от себя?
– Моя мать была красива. Золотистая загорелая кожа, красивые светлые волосы с пепельным оттенком. Она была не такого высокого роста, как я, но все безошибочно узнавали в нас мать и дочь.