Любовница
Шрифт:
Моника дала им "ля" на фортепьяно, приглашая настроить инструменты. Тэра вынула из футляра драгоценную скрипку отца и прижала ее подбородком. Неожиданно дух прежнего владельца захватил ее. На несколько секунд ей показалось, что ее отец присутствует в этой комнате. Затем образ погас, и она почувствовала на глазах слезы.
Моника взяла свой инструмент и перебрала пальцами струны, прежде чем заиграть открывающую тему концерта Мендельсона.
– Каждый серьезный скрипач пытается играть эту вещь, – сказала она своим восхищенным слушателям. – Просто трудно удержаться,
Она подозвала мальчика, предложив ему продолжить с того места, где остановилась.
Он встал, бледный и тощий, как жердь, с восточными чертами лица и блестящими черными волосами.
Едва он начал играть, как дверь тихо открылась, и вошел Ксавьер. Молча устроившись в дальнем углу комнаты, он махнул рукой, показывая, что не надо прерывать занятие.
Тэра восхищенно слушала игру мальчика. Его талант был бесспорен, техническое мастерство внушало уважение, а способность извлекать из музыки чувства была просто ошеломляющей. Тэру поглотило его исполнение, но все же не настолько, чтобы не замечать безмолвного присутствия Сола Ксавьера. Она все время осторожно поглядывала в его сторону, стараясь уловить реакцию маэстро на то, что он слышал.
Но лицо Ксавьера было абсолютно спокойным и непроницаемым и оставалось таким в течение следующих тридцати минут, когда Моника учила, терзала и мучила мальчика, вытягивая из него скрытый потенциал.
Тэре совсем не хотелось оказаться на месте этого мальчика в качестве объекта безжалостной выучки. И не столько из-за того, что она понимала, что ее техника не идет ни в какое сравнение с тем, что она услышала, но скорее из-за сильного нежелания выглядеть посредственностью в глазах Сола Ксавьера.
Ее нервы начали звенеть от напряжения. Когда Моника, наконец, вызвала ее, руки Тэры дрожали так, что она боялась, что вообще не сможет провести смычком по струнам.
Моника слушала сольную игру Тэры в течение нескольких секунд, потом резко остановила ее.
– Хорошо. Очень мило. Но слишком напряженно. Расслабься, моя дорогая. Посмотри на меня – нужно сделать глубокий вдох. Давай же, несколько глубоких вдохов.
Тэра поняла, что у нее нет другого выхода, как делать то, что было сказано. Она чувствовала себя униженно и глупо, пыхтя и отдувась на глазах у всех.
Она начала снова. На этот раз – одну из партий Баха. И снова Моника остановила ее.
– Все еще слишком много напряжения, слишком много нервов. Это бывает со всеми. Я сама нервничаю!
– Нет, вы не нервничаете, – выпалила Тэра.
Моника рассмеялась.
– Хорошо. У меня все по-другому. Разумеется. Давай ты сядешь и успокоишься, а потом мы попробуем снова.
С пунцовым лицом Тэра сделала, что ей было сказано, в то время как другая девушка заняла ее место. Она спрашивала себя, не уйти ли ей прямо сейчас. Спокойно, без всякого шума. Она понимала, что у нее нет никаких шансов показать свои какие бы то ни было способности в этой обстановке. Уж во всяком случае, не под ястребиным
На самом деле Моника не стала требовать от нее повторного сольного выступления, а просто пригласила присоединиться к двум другим исполнителям, чтобы сыграть втроем. Сама Моника аккомпанировала им на фортепьяно.
Завершая занятие, Моника обратилась к ученикам, похвалив их за игру. Она ясно дала понять, что заинтересована в дальнейшем обучении молодого человека, потом сказала девушке, что ей надо продолжать работу в лондонском оркестре и что она порекомендует ее своему агенту как перспективную клиентку.
В конце она повернулась к Тэре.
– Вполне хорошее уверенное исполнение, но надо избавиться от нервов. Очень "физическая" игра, – заметила она. – И хороший тон.
Тэра почувствовала неловкость. Было ясно, что эта слабая похвала лишь маскировка для жестокого приговора.
– Тебе надо годик как следует позаниматься, – улыбнулась Моника. – А потом ты вполне можешь претендовать на место в одном из провинциальных оркестров. Им нужны молодые исполнители. Я думаю, у тебя все будет в порядке, дорогая!
Тэра убрала в футляр свой инструмент. Ее мозг был в каком-то оцепенении. Она проклинала себя за то, что положила голову на эту плаху.
Она с радостью увидела, что Сол Ксавьер полностью поглощен разговором с Моникой и не собирается проявлять к ней интерес. Тэра ненавязчиво попрощалась и выскользнула за дверь, сразу почувствовав облегчение. Выйдя на улицу, она глубоко вздохнула, наслаждаясь свежим, холодным воздухом. Она подумала, что неплохо бы навестить Бруно, но, поколебавшись, решила, что нехорошо отвлекать его от занятий.
Сильная рука схватила ее за локоть.
– Я отвезу тебя домой, Тэра.
Сердце девушки подпрыгнуло. Подняв глаза, она встретилась с бесстрастным взглядом Ксавьера. В ярком свете дня его глаза отсвечивали прожилками сапфира. Эти синие штрихи сверкали в глубине холодных серых глаз, выдавая скрытую горячность натуры, которая резко контрастировала с его отстраненным и собранным внешним обликом.
Все еще раздраженная и обиженная результатом занятия с Моникой Хелфрич, Тэра инстинктивно хотела отклонить предложение. Но когда Ксавьер твердой рукой повел ее к машине, припаркованной в нескольких шагах от них, она вдруг почувствовала, что не в состоянии сопротивляться. Она устала, и у нее просто не было сил бороться с ним за свое право воспользоваться лондонским общественным транспортом.
Он включил зажигание; послышался звук, вначале напоминающий звериное рычание, которое плавно перешло в тонкое пение технически совершенного двигателя. Машина стала резко набирать скорость, и Тэру прижало к спинке сиденья. Она никогда не думала, что можно так быстро вести машину в сутолоке лондонских улиц – правда, пренебрегая правами и требованиями других водителей.
– Ты жалеешь, что пошла на это занятие? – небрежно спросил Ксавьер.
– Это был фарс. Катастрофа, – ответила она с горечью.