Любовница
Шрифт:
– Тебе сказали, что ты можешь играть в профессиональном оркестре. Это ты называешь катастрофой?
Тэра повернула голову, желая увидеть выражение его лица. Как она и предвидела, его лицо было непроницаемым.
– Да, – сказала она.
Ксавьер кивнул. И промолчал.
– А вы были бы довольны, если бы вам в двадцать лет сказали, что вы можете играть во втором ряду скрипок во второсортном оркестре? – резко спросила она.
– Я никогда не был скрипачом.
– Ха! Вы просто уклоняетесь от ответа.
Она отвернулась и стала
– На что же ты надеялась? Услышать, что тебя ожидает будущее солистки? – спросил Ксавьер.
– Возможно. – Она чувствовала, что в душе появилась свежая рана из-за того, что огонь честолюбивого оптимизма, освещавший все ее детство, окончательно потух. – Да. Раньше я надеялась на это. Он хотел этого для меня.
– А были ли его надежды обоснованными?
– Вы только что слышали, как я играю, вам виднее, – огрызнулась она.
– Я не слышал, как ты играла в детстве. Многое могло измениться с тех пор.
Тэра не ответила. Она не хотела говорить об этом: о своих способностях в детском возрасте, о стараниях оправдать надежды отца. Ей снова хотелось расплакаться из-за того, что она потеряла его навсегда. Она спрашивала себя, сколько времени потребуется, чтобы она перестала страдать.
Они уже были за пределами города, на шоссе, ведущем к западу. Тэра вопросительно взглянула на Ксавьера.
– Мы едем не прямо домой?
– Мне хочется прокатиться. У тебя ведь нет срочных дел, правда?
Она пожала плечами и взглянула на спидометр. Машина шла со скоростью девяносто миль в час и все еще продолжала набирать скорость.
Тэра скосила глаза на профиль Ксавьера, на худощавые сильные руки, лежащие на рулевом колесе. Она почувствовала, что ей трудно отвести от него взгляд, как будто ее загипнотизировали против ее воли. Было что-то непостижимое в этих стальных глазах под низко нависшими веками. Это лицо притягивало внимание. Его удлиненные, резко очерченные линии напоминали лица средневековых рыцарей, а высокий лоб вызывал воспоминания о героях, которые покоятся в мраморных гробницах великих соборов.
Что-то шевельнулось в ней, что-то темное и примитивное, внушая тревожное предчувствие глубоких и роковых изменений, ожидающих ее.
Ксавьер бросил на нее беглый взгляд, его тонкие губы изогнулись в слегка насмешливой улыбке. Тэра не улыбнулась в ответ.
Они ехали по скоростной полосе шоссе, обгоняя все остальные машины, которые быстро исчезали вдали.
– Это против правил! – выдохнула Тэра, слегка возбужденная и испуганная.
– Я знаю все места расположения радарных ловушек. К тому же ни одна полицейская машина не угонится за нами.
Тэра вжалась в сиденье, наблюдая за проносящимся мимо пейзажем.
– Люблю скорость, – сказал он. – Летом я оцениваю качество своей езды по числу мух, разбившихся о стекло.
Тэра почувствовала приступ тошноты. На спидометре было уже сто тридцать.
– Боишься? – спросил он мягко.
Она облизнула губы. Потом снова посмотрела на него.
– Нет. А вы именно этого хотите добиться?
Он рассмеялся.
– Я рад, что ты мне доверяешь.
Тэра вцепилась побелевшими пальцами в выпуклые швы кожаного сиденья.
– Я доверяю вам, потому что вы относитесь к тому типу людей, которые ценят свою жизнь очень высоко. Вы верите, что ваша жизнь драгоценна. Поэтому, вы никогда не подвергнете себя настоящему риску.
Его губы медленно скривились в улыбке.
– Какая любопытная маленькая речь.
Тэра решила, что она попала в точку, и успокоилась.
Ксавьер свернул с шоссе на следующем повороте, сбавив скорость до семидесяти миль в час. Протянув руку, он нажал кнопку на приборной доске.
Зазвучала музыка: Бах, Бранденбургский концерт № 1. Неловкость и тревога Тэры стали потихоньку уплывать прочь вместе со струями дождя, пересекавшими стекло. Радость начала подниматься у нее внутри, когда чистые голоса флейты, гобоя и скрипки сплелись в мелодию лучистой красоты. Она улыбнулась.
– Я когда-то играла отрывки из Бранденбургского концерта вместе с отцом, – сказала она Ксавьеру. Он кивнул. – Это было давно, я была тогда еще ребенком.
– До того, как ты подрезала себе крылья, – сухо заметил он.
– Что?
– Отреклась от своего музыкального таланта по причинам, которые невозможно понять. Отреклась от отца. Уничтожила свое будущее.
Тэра обеспокоенно вздрогнула.
– Ты вела себя как дура, верно? – мягко сказал он.
Она сжалась. В ней всколыхнулись обида и злость.
– Господи, вы ничего не понимаете!
– Конечно, нет. А ты сама понимаешь?
Она посмотрела на него широко раскрытыми от боли глазами.
– Нет, – медленно проговорила она.
Ксавьер подъехал к ее дому и выключил двигатель. Тэра повернулась к нему.
– Спасибо за все, – серьезно сказала она.
– От сегодняшнего дня была польза? – поинтересовался он.
– Да. Я поняла, как много я потеряла…
– И что ты теперь собираешься делать?
Глаза Тэры наполнились слезами. Она молчала.
– Пойдем, я провожу тебя в дом, – предложил Ксавьер.
Он остановился в прихожей, бесстрастно глядя сверху вниз на Тэру. Ее лицо казалось опустошенным и безжизненным.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Да. Хотите чаю?
Он грациозно наклонил голову. Тэра прошла на кухню. Зазвонил телефон на стене.
– Тэра, это мама. Мне пришлось задержаться на приеме. – Она помедлила. – Дональд предложил мне пойти перекусить вместе с ним.
Тэра услышала в голосе матери неуверенность. Это вызвало у нее раздражение. Ее так же раздражал Бруно, когда начинал ходить вокруг да около, боясь, как бы не обидеть ее.