Любовник богини
Шрифт:
Ничего, он еще возьмет верх и над этим красавчиком!
Пока же пришлось небрежно проронить:
— Я должен поговорить со своими… спутниками.
Он нарочно точно так же едва заметно запнулся, и по искре, промелькнувшей в матово-черных глазах, мог судить, что эта тонкость была оценена, однако голос индуса звучал почти равнодушно:
— Ты можешь поговорить с кем угодно. Однако, если вы все-таки решитесь остаться в живых, будьте готовы, услышав троекратный крик павлина, выбраться наружу из-под задней стенки шатра. Я останусь ждать и помогу вам скрыться. Помни: по крику павлина. И не
Василий вернулся в шатер с видом праздного гуляки, радуясь, что погонщики не попались ему на глаза.
Вошел — и наткнулся на встревоженные глаза Вари.
При виде его они вспыхнули такой радостью, так взволнованно повлажнели, что Василий почувствовал себя совершенно обезоруженным и на ее прямой вопрос:
— Что-то случилось? — ответил так же прямо:
— Да.
Ни о чем больше не спрашивая. Варя растолкала отца. Реджинальд сам проснулся, разбуженный поднявшейся суетой. И только когда эти двое были готовы слушать, она обернулась к Василию, кивком дав понять, чтобы рассказывал.
Он даже головой качнул: вот это девка! Лихая девка!
Девяносто девять женщин из ста прежде всего вытрясли бы из него все, что он узнал, потом принялись бы охать, восклицать, плакать, и, пока Василий, Бушуев и Реджинальд смогли бы утереть эти слезы и обсудить создавшееся положение, пожалуй, прокричала бы целая стая сов, а потом и сама Кали, одетая в шкуры пантеры, в ожерелье из пятидесяти черепов, с четырьмя руками, в одной из которой кхадху — нож для жертвоприношений, в другой чаша из черепа, в третьей отрубленная человеческая голова, в четвертой змея, знак неумолимой смерти, — сама черная Кали вошла бы в шатер, и кровь многочисленных жертв капала бы с ее языка! А Варенька не тратит времени зря, понимает, что обстановка боевая.
Василий по ее примеру тоже не стал ходить вокруг да около, а прямо спросил;
— Кто-нибудь из вас слыхал о тхагах?
Бушуев пожал плечами, покачал головой. Реджинальд нахмурился, как бы пытаясь вспомнить:
— Да, я, помнится, что-то слышал… Если не ошибаюсь, эта каста в штыки встречает все прогрессивные нововведения Ост-Индской компании, и среди этих людей у нас пока нет своих сторонников.
Кто про что, а курица про просо, с тоской подумал Василий. Правильнее будет сказать, что тхаги встречают «все прогрессивные нововведения» не в штыки, а в румали — если бы еще знать, что это такое.
— Зато в рядах тхагов множество сторонников Кали, и несть числа жертвам, которые они принесли на ее мраморный алтарь! — зябко вздрогнув, промолвила Варя. — Лесные разбойники — просто невинные младенцы по сравнению с ними, ведь тхагери — обычай убийства — единственная мораль, которую они исповедуют.
Это не каста — это религиозная секта. Тхагами могут стать разбойники и убийцы всех наций, даже говорят, будто среди них бывали португальцы, французы и…
— Лягушатники? Ничуть не удивляюсь! — фыркнул Реджинальд — и подавился, когда Варя продолжила:
— ..и англичане. Это были чиновники Ост-Индской компании, подкупленные тхагами. Ведь те охотятся за купцами и путешественниками, отнимают у них все деньги, все товары, все имущество, часть жертвуют в святилище Кали, а часть делят между собой. Но вовсе не жажда наживы ведет их к новым убийствам. Они считают себя обязанными убивать ради усмирения гнева Баваны-Кали, богини зла и смерти. Тхаги убивают ударом кинжала в голову или бросают свои жертвы, одурманенные хуккой с «колючим яблоком», ядовитейшим растением, в наскоро вырытые ямы или колодцы. Но больше всего тхагов-душителей, и их излюбленное, непобедимое оружие — священный платок.
— Так вот что такое румаль! — догадался Василий, отбрасывая подушки, которыми прикрыл белые фигурки, показавшиеся ему такими омерзительными. Теперь-то он знал, что это была? попытка предупредить об опасности.
— О боже! — Вареньку тоже передернуло от отвращения. — Да, я слышала, что тхаги любят запечатлевать свои деяния. Откуда это здесь?
— Какая гадость, прости господи! — сказал Бушуев, беря алебастрового душителя за голову и отламывая ее с такой легкостью, словно у него в руках оказался леденцовый петушок. — Ах… вот беда! Ну каков урон! — приговаривал он, проворно обезглавливая одного убийцу за другим. — А мы вас так, вот этак и вот так! Не пугайся, Варюшенька, ужо не дам тебя в обиду этим куклам! А ты про душителей-то сих богомерзких откуда прознала?
— Мне… мне рассказывал магараджа Такура, — с дрожью в голосе промолвила Варя, не отрывая взгляда от изувеченных статуэток. — Он говорил, что тхаги очень коварны и ловким обманом втираются в доверие к путешественникам. Например, советуют, чтобы они ни В коем случае не останавливались на каком-то постоялом дворе (мол, хозяин его подозревается в сочувствии к тхагам), а заночевали бы на поляне, у костров, вместе с другими добропорядочными путниками. И вот ночью, едва прокричит сова, доверчивые люди бывали убиты своими добрыми соседями, и след их исчезал навеки, а их близкие не сомневались: тигры загрызли их. Тиграм в этой стране судьбой предназначено отвечать за свои и чужие грехи!
— Магараджа рассказал вам? — пробормотал Василий. — Да… Он, верно, и не знал, что надо предупреждать не против чужих, а против своих. Ведь все его погонщики, а может быть, кто-то из слуг — душители, которые сегодня ночью принесут в жертву Баване-Кали не кого-нибудь, а нас!
Реджинальд и Бушуев отпрянули от него, а Варя наклонилась вперед и даже за руку схватила:
— Откуда вы знаете?
— Меня предупредил индус, — ответил Василий, не думая, что говорит, не слыша своего голоса, почему-то безмерно удивленный свежестью и прохладой этой тон кой ладони, которая нынче" ночью казалась ему такой жаркой, такой жгучей.
Выражения оскорбленного достоинства на лице Реджинальда и настороженности в глазах Бушуева мигом сменились одинаковой насмешливостью.
— Ах, индус… — снисходительно протянул Реджинальд. — Какой? Вернее, который? Ты что, способен отличить одного из этих черномазых от другого? А по-моему, так они все на одно лицо. Как его зовут, твоего индуса? Давай позовем его сюда, пусть он повторит свои ужасные истории…
— Он сказал, что по крику совы мы все будем задушены, — упрямо произнес Василий. — И сказал, что даст нам сигнал бегства троекратным криком павлина.