Любовник королевы

Грегори Филиппа

Джейн громко рассмеялась. Фрейлина деликатно хихикнула.

– Я все-таки желаю тебе, Уилл, остаться на своей должности, – искренне сказала графиня.

– Думаю, в Испании ты будешь скучать по мне, – подмигнул ей Уилл. – И больше ни по кому, правда?

Джейн покачала головой и ответила:

– Все лучшее, что было в Англии, окончилось в ноябре прошлого года.

– Да упокоит Господь ее душу. – Шут вздохнул. – Она была самой невезучей королевой.

– А нынешняя? – спросила Джейн.

– Она столь же удачлива,

как ее отец. – Сомерс разразился коротким смешком.

Внешне слова Уилла выглядели вполне невинно. Не каждый уловил бы двусмысленность, скрытую в них. Ответ предназначался только Джейн, поскольку та всегда была убеждена, что Елизавета – дочь придворного лютниста Марка Смитона. Удача привела его вначале на дыбу, а затем – на виселицу, где ветер несколько дней раскачивал его труп.

Вероломная шутка понравилась Джейн. Она улыбнулась шуту и последовала за фрейлиной.

Графиня де Фериа рассчитывала, что ее сразу же проводят к королеве, однако фрейлина остановилась в одной из комнат, примыкавших к приемной.

– Графиня, прошу вас немного подождать здесь, – сказала она и ушла, ничего не объяснив.

Джейн прислонилась к подоконнику, подперев рукой поясницу. В комнате не было ни стула, ни скамьи, ни даже стола, на который она могла бы облокотиться.

Потянулись минуты. С внешней стороны толстых двойных рам жужжал пробудившийся шмель. Он несколько раз пытался пробить стекло, затем в изнеможении упал на козырек. Джейн переминалась с ноги на ногу, ощущая боль в спине.

Воздух в комнате был спертым. У Джейн закололо в затылке, потом боль поползла вниз и сдавила икры. Стараясь унять боль, графиня начала сгибать ноги и приподниматься на цыпочки. Ребенок в животе шевельнулся, потом ударил ножкой. Джейн положила руку на корсаж и подошла к окну, выходившему во внутренний садик. Уайтхолл изобиловал подобными двориками – свидетельствами его хаотичной, непродуманной архитектуры. В центре росло ореховое дерево, взятое в кольцо круглой скамейкой. Пока Джейн смотрела, туда присели паж со служанкой. Целых пять драгоценных минут они о чем-то шептались, затем вскочили и разбежались в разные стороны.

Джейн улыбнулась. Немало лет дворец был ей родным домом. Она пришла сюда совсем незаметной девчушкой, а стала любимой фрейлиной королевы Марии. Какое странное совпадение! Ведь на той самой скамейке она познакомилась с испанским послом. Это произошло в недолгую пору веселья и радости при дворе Марии. Вскоре после свадьбы королева торжествующе объявила о своей беременности. Тогда ее двор был поистине счастливым, центром мирового владычества, объединенным с Испанией, уверенным в рождении наследника и управляемым женщиной, которая наконец-то получила власть.

Джейн поежилась. Недолгая пора веселья сменилась продолжительным унынием. Королева Мария начала чахнуть и покинула этот бренный мир. Теперь на троне восседала ее рыжая вероломная

сводная сестра, которой, видимо, доставляло удовольствие мариновать беременную Джейн в этой комнатенке, где нет ни одного стула. Что это, желание отомстить мертвой Марии? Как мелко и недостойно королевы.

Где-то в недрах дворца пробили часы. Джейн рассчитывала нанести прощальный визит перед обедом и потому ничего не стала есть. Теперь она сожалела о своей оплошности. В комнате без стульев она провела уже не менее получаса. От голода у нее начала кружиться голова. Джейн надеялась, что судьба убережет ее от обморока и она не упадет прямо под ноги королевы.

Время еле ползло. Никто не приходил за нею. Джейн уже подумывала, не покинуть ли дворец. Но это был бы не просто уход посетительницы, которой надоело ждать. Такой поступок стал бы оскорблением, нанесенным королеве женой испанского посла. Ее дерзость могла бы осложнить отношения между Испанией и Англией. Но ведь и бесконечное ожидание можно расценить как плевок в лицо Испании. Джейн вздохнула. Неужели в Елизавете не утихла ненависть к умершей сестре? Получается, что так, если мишенью этого чувства становится даже бывшая фрейлина Марии.

Наконец дверь открылась. Вид у придворной дамы был несколько удивленный, как у ребенка, вспомнившего об оставленной игрушке.

– Ради бога, простите, графиня. Ее величество только сейчас освободилась. Идемте.

Джейн сделала несколько шагов и чуть не споткнулась. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Она впилась ногтями в мякоть ладоней. Боль перебивала головокружение и ломоту в спине.

«Теперь недолго, – подбадривала она себя. – Не думаю, что ее потянет пускаться со мною в разговоры».

В приемной королевы было жарко и людно. Фрейлина вела Джейн мимо беседующих и смеющихся придворных. Некоторые улыбались ей, другие делали вид, что не знают ее. Во времена правления королевы Марии они вели себя по-иному. Елизавета стояла возле среднего окна, залитая солнечными лучами. Она была поглощена разговором с одним из членов Тайного совета и попросту не видела Джейн. Фрейлина подвела графиню Фериа почти вплотную к королеве, но та и тогда продолжала разговор, умело не замечая супругу испанского посла. Джейн остановилась.

Наконец Елизавета закончила говорить, огляделась по сторонам и воскликнула:

– Здравствуйте, графиня Фериа! Надеюсь, ожидание вас не утомило?

– Ничуть, – ответила Джейн весело, с поистине королевской улыбкой.

У нее стучало в висках, а во рту ощущалась противная сухость. Больше всего она сейчас боялась упасть в обморок. Джейн удерживала на ногах исключительно решимость не стать посмешищем для Елизаветы и придворных.

Лица королевы она не видела – та стояла против света. Однако Джейн почти физически ощущала издевательскую улыбку, застывшую у той на губах.