Любовники и лжецы. Книга 2
Шрифт:
Не выходит ли так, что Макмаллен инсценировал собственную смерть? Или, может быть, на него было совершено покушение, но вместо Макмаллена убили кого-то другого, какое-то подставное лицо? Паскаль пытался разобраться во всем этом. Он напрягал память, стараясь воскресить в ней детали разговора с Хоторном, который вчера вечером Джини вела у Мэри и потом пересказала ему.
Складывалось впечатление, что Хоторну ничего не было известно об их свидании с Макмалленом в Оксфорде, в то время как предыдущие встречи в Риджент-парке и Британском музее тайны не составляли. Еще вчера Паскаль приписывал это коварству Хоторна, рассматривая в качестве хитрой уловки с целью выудить у Джини побольше информации. То, что по пути в Оксфорд
Хоторн и сам провел ту ночь в Оксфордшире. Паскаль и Джини своими глазами видели, как он приехал к себе в имение. Цель этого приезда представлялась Паскалю вполне очевидной: Хоторну нужно было лично убедиться, что на сей раз Макмаллену заткнут рот раз и навсегда. Подобный сценарий напрашивался сам собой, однако теперь в нем было впору усомниться. Что, если Макмаллен не погиб? Что, если предчувствие не подвело Джини? Возможно ли, что Джон Хоторн невиновен или несет только часть вины? А может быть, его вообще следует оправдать?
У Паскаля зародилась новая мысль, которая принесла с собой и новое сомнение. От этой мысли ему стало дурно, он весь похолодел от нахлынувшего ужаса. Но отмахнуться от нее было невозможно, а потому оставался единственный путь – как следует ее проанализировать. Так или иначе, у него не было возможности выяснить, находится ли сейчас Хоторн в Лондоне. Предположим, что он в Оксфордшире. Предположим, Джини знала об этом. Вот вам и объяснение, почему сегодня она так рвалась в Оксфорд. Если же она встретилась там с Хоторном, то объясняется и эта длительная задержка.
Паскаля будто пружиной подбросило с места. Он заметался из угла в угол. Нет, говорил он себе, это полностью исключено, это невозможно. Джини не стала бы лгать ему в глаза. Если бы ей было точно известно, что Хоторн в Оксфордшире, то она наверняка сказала бы ему об этом. С другой стороны, Джини могла действовать импульсивно. Она могла попытаться разыскать Хоторна и, узнав, где он находится, пошла к нему на свидание. В таком случае… Паскаль закрыл лицо руками. Он изо всех сил пытался унять свое отравленное ревностью воображение, но тщетно.
В его разгоряченном сознании проносились мимолетные образы, вспыхивали, распадаясь на искры, язычки злого пламени. Ему до сих пор не было доподлинно известно, что произошло прошлым вечером между Джини и Хоторном, и, кажется, он уже никогда в жизни не сможет узнать или понять этого. Перед его мысленным взором вставал Хоторн, бесстыдно прикасающийся к Джини. Паскаль отчетливо представил, как он трогал или мог трогать ее, и это было хуже всякой пытки. Потом представилась Джини, отвечающая на ласки Хоторна, но стыдящаяся этого и не желающая признаться в этом ни самой себе, ни Паскалю. Если вчера все обстояло именно так, а сегодня вечером встреча повторилась, то разве она не ответит на его ласки снова?
Джини в рука другого – эта картина вырисовывалась особенно контрастно, как молнией, озаренная болью. Хоторн прикасался к ее грудям и раздвигал ее нога. Паскаль затряс головой, чтобы отогнать это проклятое видение.
Джини была для него очень близким человеком. Эту близость хранила каждая часть его тела. И каждая частичка ее тела принадлежала ему. Не только его сердце, его глаза и уши, но и руки, гениталии, губы помнили ее любовь и ласки. «Стоп!» – говорил он самому себе, однако его воображение никак не унималось. Молнии продолжали выхватывать из тьмы сознания один знакомый образ за другим: выражение ее глаз,
У нее была особая манера двигаться, целоваться, всегда находились какие-то свои, особые слова. И Паскаль чувствовал себя исключительным собственником всего этого. Его не волновало, сколько любовников у нее было до него, кем они были и какие слова она говорила им. Эти мужчины из ее прошлого казались ему такими же далекими и призрачными, как и женщины, бывшие в его собственной жизни. И ему никогда, ни на секунду не приходило в голову, что те мужчины обладали ею точно так же, как и он. Но рано или поздно прозрение должно было наступить, и он вдруг с жестокой отчетливостью увидел крах своих иллюзий, поняв, какую злую шутку сыграло с ним его воображение.
Теперь – вспышка за вспышкой – перед его глазами высвечивались Джини с Хоторном вчера, Джини с Хоторном сегодня. И те же слова, те же прикосновения она точно так же, как и Паскалю, дарила другому. А этим другим был Хоторн.
Если это было ревностью, то такого приступа ему не доводилось испытать еще ни разу в жизни. Ощущение было такое, будто кто-то пропускал сквозь его тело ток, вонзая к тому же раз за разом нож то в сердце, то в пах. От эпизодов, которые ему услужливо подсовывало воображение, охватывал одновременно стыд и ужас. Все эти видения были злыми, нежеланными пришельцами, но у него не было сил противостоять им. Заставив себя остановиться, он огляделся по сторонам и увидел, что стоит на кухне, которая, как и все в этом доме, внушала ему отвращение. Было очень тихо. Паскаль невидящим взглядом уставился на гладкие панели кухонной мебели, сияющие больничной белизной, раковину и кран, поблескивающие хромом. Ему пришлось совершить насилие над собственным разумом, заставив себя рассматривать все эти детали, не имевшие для него ни малейшего значения. Взгляд бездумно фиксировал форму полок, ассортимент посуды: вот чашка, вот белая тарелка, вот нож, а вот ложки…
Постепенно Паскалю удалось успокоиться, кошмары, рожденные ревностью, отступили. Ему показалось, что он предает Джини, позволяя себе думать о ней такое. «Мое воображение лжет мне, – пришла в голову новая мысль. – Хоть бы она в самом деле приехала этим последним поездом». И тут же, проявив внезапную собранность, он резко повернулся на месте, чтобы прислушаться к звуку, донесшемуся с улицы. Паскаль вбежал в прихожую. Чуткий слух не подвел его. Теперь он явственно расслышал характерное пыхтение лондонского такси. Машина только что подъехала, ее мотор урчал на холостом ходу.
Чудовищное напряжение тут же спало, Паскаль помчался к входной двери, шепча имя Джини. Он уже занес руку, чтобы настежь распахнуть дверь, но тут услышал незнакомые голоса: мужчина и женщина болтали о вечеринке, на которой только что побывали. Их шаги удалялись. Собачий вой, раздававшийся весь вечер, сменился радостным лаем. Открылась и хлопнула дверь. Улица снова погрузилась в тишину. «Ну, скорее, – взмолился про себя Паскаль. – Скорее!» А пока лучше еще раз проверить аппаратуру, посмотреть, не появилось ли чего нового в тупике. Он был готов заняться чем угодно, лишь бы только не думать. Не думать ни о чем!