Любовники. Плоть
Шрифт:
Сиддо – массив суши в южном полушарии – был размером с Африку, правда, другой по форме, и отделялся от прочих участков суши десятью тысячами миль океана. Если экспедиционные геологи не ошиблись, Сиддо некогда был частью огромного суперконтинента, но отделился от него. И здесь эволюция пошла несколько иным путем. В то время как на суперконтиненте доминировали насекомые и их дальние родственники, эндоскелетные псевдочленистоногие, на этой массе суши весьма и весьма процветали млекопитающие. Хотя – Сигмен свидетель – насекомые изобиловали и тут.
Разумным видом на Абака’а’ту, северном массиве суши, еще пятьсот лет назад был жук-кувыркун. На Сиддо
Это случилось всего за тысячу лет до того, как к их великому континенту причалил первый Колумб кувыркунов. К моменту открытия и два столетия после него кувыркуны считали, что эти автохтоны вымерли, но потом колонисты-кувыркуны стали проникать в джунгли и горы и там встретили небольшие группы гуманоидов. Те отступали в глушь, где прятались не хуже африканских пигмеев, когда люди еще не свели на нет тропические леса. Считалось, что этих особей примерно тысяча, максимум две, – рассеянных на площади в сто тысяч квадратных километров.
Кувыркуны отловили несколько образцов, оказавшихся самцами. Перед тем как выпустить дикарей обратно, кувыркуны выучили их языки. Также они попытались выяснить, почему гуманоиды исчезли так внезапно и загадочно. У информантов имелись объяснения, но довольно противоречивые и явно мифического происхождения. Они просто не знали, что происходило в действительности, хотя причина могла быть скрыта в их мифах. Некоторые объясняли катастрофу мором, насланным Великой Богиней, или Всематерью. Другие говорили, что она наслала орду демонов – стереть с лица земли свой народ, согрешивший против ее законов. В одном варианте мифа говорилось, что она встряхнула небесный свод, и звезды попадали на всех, кроме немногих избранных.
В любом случае Ярроу не располагал всей нужной для изучения информацией. У лингвиста первой экспедиции было всего восемь месяцев на сбор данных, и немалый отрезок этого времени ушел на обучение нескольких кувыркунов американскому языку – без этого даже начать было невозможно. Корабль оставался на Озанове десять месяцев, но первые два экипаж провел на борту, пока роботы собирали образцы атмосферы и биоты, проверяя безопасность внешних условий для землян, – чтобы они ничем не отравились и не были поражены внезапной болезнью.
Вопреки всем предосторожностям, двое умерли от укусов насекомых, один стал жертвой местного хищника, и половина личного состава была поражена весьма серьезной, но нефатальной болезнью. Ее вызвала местная бактерия, безобидная для аборигенов, но мутировавшая в организмах не-озановских пришельцев.
Из опасения, что могут случиться и другие болезни, и имея приказ вести наблюдения, а не тщательные исследования, капитан распорядился о возвращении домой. Личный состав долго выдерживали в карантине на спутниковой станции, и только потом дали разрешение вернуться в родные пенаты. Лингвист экспедиции умер через несколько дней после приземления.
Параллельно со строительством второго корабля изготовили вакцину от этой болезни. Все прочие собранные бактерии и вирусы испытали сперва на животных, а потом на социальных отщепенцах, посланных к Ч. В результате были получены многочисленные вакцины, и некоторые вызвали у экипажа «Гавриила» болезненную реакцию.
По какой-то причине, известной лишь иерархии, капитан первого корабля был разжалован. Может быть, думал Хэл, за то, что не собрал образцы крови у аборигенов. Из того немногого, что он узнал, да и то лишь по слухам, кувыркуны просто отказались давать образцы своей крови. Может быть, это подозрительность гавайцев передалась куврыкунам. Когда земные ученые попросили предоставить им мертвые тела для вскрытия – естественно, с чисто научными целями, – кувыркуны опять же отказались. Все мертвые, заявили они, подлежат кремации, и пепел их развеивается над полями. Да, нередко трупы перед кремацией вскрывают местные врачи, но это осуществляется в рамках религиозного обычая и должно быть проделано ритуально. Причем только кувыркунским врачом-жрецом.
Капитан думал было похитить нескольких кувыркунов перед взлетом, но решил, что неразумно на этом этапе вызывать у них враждебные чувства к пришельцам. Он знал, что после его рапорта на Озанов пошлют другую экспедицию в корабле куда большем этого. И если биологи следующей экспедиции не смогут уговорить кувыркунов сдать кровь, вот тогда уже будет применена сила.
Пока строился «Гавриил», один лингвист из высшей лиги прочитал материалы и выслушал записи своего предшественника. Но он слишком много времени потратил на сравнения сиддского с живыми и мертвыми земными языками. Ему нужно было разрабатывать систему быстрого обучения экипажа сиддскому языку, а он вместо этого мечтательно лелеял свои ученые запросы. Может быть, поэтому его сейчас и не было на корабле – Хэл не получил никаких объяснений на сей счет.
Так что он ругался по-черному и гнул спину над работой, вслушивался в звуки сиддского языка и смотрел, какие кривые отображают их на осциллографе. Отрабатывал их воспроизведение собственными – уж никак не озановскими – языком, губами, нёбом и горлом. Составлял сиддско-американский словарь – существенный момент, которым почему-то пренебрег его предшественник.
К сожалению, к моменту, когда он или его товарищи по команде научатся свободно вести разговор на сиддском, носители языка уже вымрут.
Хэл работал полгода, еще долгое время после того, как все, кроме вахтенных, легли в гибернатор. Но что более всего доставало его в этом проекте – так это присутствие Порнсена. Гаппт и хотел бы лечь в глубокую заморозку, но ему нужно было бодрствовать для наблюдения за Хэлом, выправляя любое его нереалистичное поведение. Единственное, что утешало – Хэл не должен был разговаривать с Порнсеном, разве что по необходимости, а так – можно было отговориться срочностью работы. Но вскоре он стал уставать от работы и одиночества, а поговорить проще всего было с Порнсеном, так что никуда Хэл от него не мог деться.
И еще Хэл Ярроу был в числе первых, вышедших из гибернатора. Он знал, что провел там сорок лет, понимал это, но поверить никак не мог. Ничего ведь не изменилось в его облике или в облике его спутников. А единственным изменением вне корабля была многократно возросшая яркость звезды, к которой они летели.
В конце концов эта звезда засияла ярче всех прочих небесных тел. Потом стали видны кружащиеся вокруг нее планеты. Увеличивался и нависал на небе Озанов, четвертая от звезды планета. Размером приблизительно с Землю, он и издали выглядел совсем как Земля. «Гавриил» вышел на орбиту после введения данных в компьютер, и четырнадцать дней корабль кружился вокруг планеты, ведя наблюдение как собственной аппаратурой, так и с запущенных в атмосферу зондов. Некоторые из них даже приземлились.