Любовники. Плоть
Шрифт:
– Прошу прощения, авва, – ответил Хэл. – У меня даже и в мыслях не было намекать на подобное.
– Когда вам предстоит уезжать? – спросил Ольвегссен.
– Первой каретой. Которая, насколько я знаю, взлетает через час.
– А вернетесь?
– Одному лишь Сигмену известно. Когда будет закончено исследование и сдан отчет.
– Доложитесь мне сразу же, как только вернетесь.
– Снова прошу у вас прощения, но увы, не смогу. Мой М. Р. к тому времени давно устареет, и я буду вынужден выяснить этот вопрос прежде всех других действий. На это
Ольвегссен помрачнел.
– Да, кстати, насчет вашего М. Р. Последнее время у вас не все обстоит благополучно, Ярроу. Надеюсь, что дальше вы продемонстрируете хоть какие-то улучшения. В противном случае…
Хэл вдруг ощутил жар во всем теле, и ноги стали подкашиваться.
– Да, авва?
Собственный голос прозвучал слабо, издалека. Ольвегссен сложил ладони домиком и посмотрел поверх него на Ярроу.
– Мне очень жаль, но я буду вынужден предпринять соответствующие действия. Я не могу держать в своем штате человека с низким М. Р. Боюсь, что мне придется…
– Что сделать, авва?
Хэл старался придерживаться нейтрального тона, но у него сдавило горло.
– Весьма опасаюсь, что не смогу даже позволить себе просто понизить вас до учителя средних классов. Мне бы хотелось быть милосердным, но в вашем случае милосердие может обернуться продвижением нереальности. Даже сама возможность подобного – недопустима. Нет…
Хэл выругал себя за неспособность сдержать дрожь.
– Да, авва?
– Увы, увы, мне придется просить уззитов заняться вашим случаем.
– Нет! – громко произнес Хэл.
– Да, – ответил Ольвегссен, все так же поверх сложенных домиком рук. – Это причинит мне боль, но в противном случае это было бы не шиб. Если я не обращусь к их помощи, не будут реалистичными мои сны.
Он разнял руки, повернулся вместе с креслом грузным профилем к Хэлу и добавил:
– Однако ведь пока что нет ни малейшей причины для принятия столь тяжкого решения, не так ли? В конце концов, вы и только вы ответственны за все, что с вами происходит – следовательно, вам некого винить, кроме себя самого.
– Сие нам открыл Предтеча, – ответил Хэл. – Я сделаю все возможное, чтобы не причинять вам страданий, авва. И чтобы у моего гаппта не было причин давать мне низкий М.Р.
– Очень хорошо, – ответил Ольвегссен таким тоном, будто ни капельки ему не поверил. – Не стану задерживать вас чтением вашего письма, поскольку у меня в почте должен быть дубликат. Алоха, сын мой, и добрых вам сновидений.
– Да пребудет с вами реальность, авва, – ответил Хэл, повернулся и вышел.
В дымке сгустившегося ужаса он едва ли осознавал, что делает. Машинально доехал до порта и прошел процедуру получения приоритета на поездку. Даже сидя в карете, он никак не мог собраться с мыслями.
Через полчаса он вышел в порту Л-А и пошел в кассу – подтвердить место в карете на Таити.
Когда он стоял в очереди, кто-то похлопал его сзади по плечу. Он вздрогнул, потом обернулся…
И сердце в груди заколотилось так, будто рвалось наружу.
Перед ним стоял широкоплечий, приземистый, тучный человек в свободном угольно-черном мундире. На голове – блестящая остроконечная черная шляпа с узкими полями, а на груди – серебряный контур ангела Уззы.
Он наклонился прочитать ивритские цифры на нижнем краю крылатой ноги, изображенной на груди Хэла, потом сверился с бумагой, которую держал в руке.
– Вы Хэл Ярроу. Шиб, – сказал уззит. – Пройдемте со мной.
Позже, вспоминая произошедшее, Хэл подумал, что самым странным во всем этом деле было отсутствие ужаса. Не то чтобы он совсем не испугался – просто страх был оттеснен куда-то на край сознания, а главенствующая часть его личности занялась изучением ситуации и тем, как из нее выбраться. Растерянность, недоумение, наполнившие его во время беседы с Ольвегссеном и не оставлявшие долго после этого, будто растаяли. Осталось хладнокровие, разум приобрел приятную остроту, мир стал ясным и прочным.
Может быть, так случилось, потому что угроза Ольвегссена была далекой и туманной, а перспектива ареста уззитами – непосредственной и определенно опасной.
Его отвели к небольшой машине, стоявшей на пятачке рядом со зданием кассы, приказали сесть в нее. Взявший его уззит тоже сел и набрал на пульте координаты места назначения. Машина поднялась вертикально, взлетев метров на пятьсот, и рванулась, гудя сиренами, к своей цели. Хэл, хотя ему было не до смеха, не мог не отметить, что за последнюю тысячу лет поведение копов не претерпело ни малейших изменений. Никакой особенной срочности нет, но слугам закона непременно подавай шум и гам.
Две минуты спустя машина влетела в порт какого-то здания на двадцатом уровне. Уззит, не сказавший после той первой фразы ни слова, жестом велел ему выйти. Хэл тоже ничего не говорил – без толку.
Они прошли по пандусу, потом по многим коридорам, заполненным спешащими людьми. Хэл старался идти прямо – на всякий случай, вдруг да получится удрать отсюда. Он знал, что думать о побеге смешно, что ему не скрыться. И вообще не было никаких причин думать, что он окажется в ситуации, когда бегство – единственный выход.
То есть он надеялся, что таких причин нет.
Наконец уззит остановился перед офисной дверью без какой-либо таблички с информацией, приложил к стальному табло большой палец, и Хэл вошел первым. Он оказался в приемной, за столом сидела секретарша.
– Докладывает ангел Паттерсон, – сказал уззит. – Со мной Хэл Ярроу, Профессионал ЛИН-56327.
Секретарша повторила информацию в микрофон, и со стены прозвучал голос, велевший их пропустить.
Хэл вошел первым.
Он оказался в помещении, по его меркам достаточно большом – больше классной комнаты или даже целой пуки в Сигмен-Сити. В дальнем углу стоял большой письменный стол в форме полумесяца с острыми рогами. За столом расположился человек, при виде которого хладнокровие Хэла дало трещину. Он подсознательно ожидал увидеть гаппта высокого ранга – человека в черной одежде и в конической шляпе.