Любовники. Плоть
Шрифт:
Хэл подумал, с чего бы это употребление наркотиков израильтянами было так нереалистично, а Гавайским Союзом – вполне шиб, но тотчас забыл об этом, услышав следующие слова:
– Сто лет назад первый межзвездный корабль Союза полетел к Альфе Центавра. Примерно в то же время стартовал израильский корабль. Оба вернулись через двадцать лет и доложили, что обитаемых планет не нашли. Вторая экспедиция Союза вернулась через десять лет после того, а через двадцать – вторая израильская. Ни одна не нашла планет, которые могло бы колонизовать человечество.
– Я не знал этого, – вполголоса сказал Ярроу.
– Оба правительства смогли утаить этот секрет от своих народов, но не друг от друга, – продолжал Макнефф. – Израильтяне, насколько нам известно, более не посылали межзвездных кораблей: средства и время, нужные для этого, измеряются поистине астрономическими цифрами. Но мы послали третий корабль, что был куда меньше и быстрее первых двух. За прошедшие сто лет мы много узнали о межзвездных двигателях, и это все, что я могу вам о них сказать.
– Итак, третий корабль вернулся несколько лет назад и сообщил…
– Что обнаружил планету, на которой могут жить люди, и которая уже населена разумными существами! – перебил Хэл, забыв в порыве энтузиазма, что ему велели помалкивать.
Макнефф остановился на ходу и впился в Хэла светло-голубыми глазами:
– Откуда вы знаете? – резко спросил он.
– Простите, сандалфон, – ответил Хэл, – но это было неизбежно! Разве не предсказал Предтеча в «Линии времени и мира», что таковая планета будет найдена? Уверен, что именно это сказано на странице семьдесят три!
Макнефф улыбнулся:
– Я рад, что уроки Писания столь прочно запечатлелись в вашем сознании.
«Но могло ли быть иначе?» – подумал Хэл. К тому же запечатлелись не только они. Порнсен, мой гаппт, порол меня, когда я недостаточно хорошо учил уроки. Он здорово умел запечатлевать, этот Порнсен. Умел? Или умеет? Я рос и продвигался, и он тоже, и всегда был там, где я. Он был моим гапптом в яслях. Был гапптом спальни, когда я пошел в колледж и думал, что уж теперь-то избавился от него. Сейчас же он гаппт моего блока. Это из-за него у меня такие низкие цифры М.Р.
И тут же последовало рефлекторное возражение. Нет, не он, а я и только я отвечаю за все, что происходит со мной. Если я получаю низкий М.Р., то это потому, что мне так хочется – моей темной стороне. Если я умру, значит, на то была моя воля. Да простит мне Сигмен такие помышления против реальности!
– Еще раз прошу у вас прощения, сандалфон, – сказал Хэл. – Но нашла ли экспедиция какие-либо записи о том, что на той планете был Предтеча? Быть может, даже, – хотя слишком многого не следует желать, – самого Предтечу?
– Нет, – ответил Макнефф. – Хотя это не значит, что таких записей там не могло быть. Экспедиция имела приказ ознакомиться с условиями тамошней жизни и как можно скорее вернуться на Землю. Не могу назвать расстояние в световых годах или какая это была звезда, хотя в нашем полушарии ее можно видеть ночью невооруженным глазом. Если вызоветесь добровольцем, вам будет сказано, куда вы летите, после старта корабля. А стартует он очень скоро.
– Вам нужен лингвист? – спросил Хэл.
– Корабль огромен, – ответил Макнефф. – Но необходимое число военных и специалистов ограничивает количество лингвистов одним человеком. Мы рассмотрели нескольких ваших профессионалов, ибо они – носители ламеда и вне подозрений. К сожалению…
Хэл ждал. Макнефф снова стал расхаживать позади стола, лицо его исказила недовольная гримаса. Потом он сказал:
– К сожалению, существует лишь один носитель ламеда – наврум, и он слишком стар для экспедиции. В силу этого…
– Тысяча извинений, – сказал Хэл. – Но я только что вспомнил кое-о-чем. Я женат.
– Это не проблема, – ответил Макнефф. – Женщин на «Гаврииле» не будет. И если человек женат, он автоматически получает развод.
– Развод? – задохнулся Хэл.
Макнефф воздел руки горе, изображая сожаление.
– Вы в ужасе, понимаю. Но мы, уриелиты, читая «Западный Талмуд», верим, что Предтеча, зная, что такая ситуация когда-то возникнет, дал свое на то разрешение и средства для развода. Он в этом случае неизбежен, ибо супружеская чета будет разлучена не менее чем на восемьдесят объективных лет. Разумеется, он изложил суть этих средств иносказательно. В своей великой и славной мудрости он знал, что наши враги израильтяне не должны иметь возможности прочесть и узнать о наших планах.
– Я вызываюсь добровольцем, – сказал Хэл. – Расскажите мне больше, сандалфон.
Шесть месяцев спустя Хэл Ярроу стоял в наблюдательном куполе «Гавриила» и смотрел, как уменьшается над головой земной шар. В этом полушарии была ночь, но в глаза бил яркий свет от городов Австралии, Японии, Китая, Юго-Восточной Азии, Индии, Сибири. Хэл, лингвист, наблюдал не просто блестящие диски и ожерелья, а зоны языков, которыми пользуется население Земли. В Австралии, на Филиппинских островах, в Японии и северном Китае живут граждане Гавайского Союза, говорящие на американском.
Южный Китай, вся юго-восточная Азия, южная Индия и Цейлон – государства Малайской Федерации, где говорят на шукканском.
Мысли Хэла быстро обогнули земной шар, он представил себе Африку, где к югу от Сахарского моря все говорят на суахили. Пояс вокруг Средиземного моря, Малая Азия, северная Индия и Тибет – родной язык иврит. В южной Европе между Израильской Республикой и исландскоязычными народами северной Европы, расположилась узкая, но вместе с тем длинная полоса под названием Март – ничья земля, спорная территория между Гавайским Союзом и Израильской Республикой, потенциальный источник войны в последние двести лет. Ни одна из сторон не отказывалась от своих притязаний, но ни та ни другая не желала делать шаг, способный привести ко второй войне Апокалипсиса. Так что с любой практической точки зрения это была независимая страна с собственным правительством (хотя нигде за ее границей и не признанным). Ее граждане говорили на всех выживших языках мира, плюс еще на одном под названием «линго» – пиджин с вокабуляром, понадерганным из остальных шести, и грамматикой настолько простой, что она умещалась на половине листа бумаги.