Шрифт:
I
Как-то осенним утром 1856 года мой слуга, несмотря на данное ему твердое распоряжение не беспокоить меня, открыл дверь кабинета и в ответ на весьма выразительную гримасу, появившуюся на моем лице, сказал:
— Сударь, она очень привлекательна.
— Кто, болван?
— Дама, из-за которой я решился побеспокоить вас.
— А мне какое дело до того, что она привлекательна. Ты прекрасно знаешь, что когда я работаю, то никого не принимаю.
— К тому
— Какого друга?
— Того, что живет в Вене.
— Так кто это?
— О сударь, у него какое-то диковинное имя, что-то вроде Рубин или Бриллиант.
— Сапфир?
— Да, сударь, Сапфир, точно.
— Ну, тогда другое дело, поднимись наверх и принеси мне халат.
Слуга вышел.
Я услышал легкие шаги за дверью кабинета; затем появился г-н Теодор, держа в руках халат.
Когда я отмечаю слугу столь уважительным обращением, как «господин», то это значит, что он отличается глупостью или плутовством.
У меня было три самых великолепных образчика подобного рода, какие только можно повстречать: г-н Теодор, г-н Жозеф и г-н Виктор.
Господин Теодор был всего лишь дурак, но уж в этом он достиг совершенства.
Я отметил это так, к слову, для того чтобы хозяин, у которого он теперь служит, если, конечно, у него есть хозяин, не путал его с двумя остальными.
Впрочем, глупость имеет большое преимущество перед плутовством: то, что слуга глуп, замечают довольно быстро, а вот, что он плут, выясняется, как правило, слишком поздно.
У Теодора были свои подопечные. За столом у меня всегда достаточно просторно, чтобы за ним разместились два или три моих приятеля, которых никто не приглашал. И если их не всегда ждал хороший обед, то на радушный прием они могли рассчитывать.
Когда же обед, по мнению г-на Теодора, был хорошо приготовлен, г-н Теодор извещал об этом тех из моих друзей или знакомых, кому он отдавал предпочтение.
Однако, в зависимости от того, насколько щепетилен; был человек, одним Теодор говорил:
— Господин Дюма сказал сегодня утром: «Как давно я не видел дорогого (имярек); ему надо обязательно прийти ко мне и напроситься на обед».
Конечно же, этот приятель, чтобы предупредить мое желание, приходил ко мне отобедать.
С менее щепетильными он ограничивался тем, что, взяв их под локоть, произносил:
— Сегодня у нас прекрасный обед, приходите.
После такого приглашения мои приятели, возможно и не собиравшиеся приходить, шли к нам обедать.
Я назвал лишь одну особенность, присущую такой богатой индивидуальности, как г-н Теодор; чтобы дополнить его портрет, мне бы потребовалась целая глава.
Но вернемся к визиту, о котором доложил г-н Теодор.
Надев халат, я отважился подняться
Незнакомка протянула мне письмо, и я узнал неразборчивые каракули бедняги Сапфира, которыми был написан адрес.
Я положил письмо в карман.
— Так вы не будете читать? — с сильным иностранным акцентом спросила меня гостья.
— Бесполезно, сударыня, — ответил я, — почерк мне знаком, а ваши губки достаточно привлекательны для того, чтобы мне захотелось именно из них услышать, чему я обязан честью вашего визита.
— Да я хотела вас увидеть, вот и все.
— Отлично! Именно это заставило вас проделать путешествие из Вены?
— Кто вам это сказал?
— Моя скромность.
— Прошу прощения, но все же вы не слывете скромником.
— Это правда: у меня бывают дни, когда я тщеславен.
— Какие же это дни?
— Те дни, когда обо мне пытаются судить и когда я сравниваю себя…
— … с теми, кто вас пытается судить?
— Вы остроумны, сударыня… Не соблаговолите ли сесть?
— А если бы я была только красива, вы бы не стали делать мне подобного приглашения?
— Нет, я бы предложил вам нечто иное.
— Боже! До чего же французы самоуверенны!
— Это не совсем их вина.
— Когда я уезжала из Вены во Францию, я дала себе зарок.
— Какой же?
— Всего лишь — не отказываться, когда приглашают сесть.
Я встал и поклонился.
— Сделайте милость, скажите, с кем имею честь разговаривать?
— Я драматическая актриса, венгерка по национальности; меня зовут госпожа Лилла Бульовски. У меня есть муж, которого я люблю, и ребенок, которого я обожаю. Если бы вы прочитали письмо нашего общего друга Сапфира, вы бы сами все это узнали.
— А вам не кажется, что вы только выиграли, рассказав об этом сами?
— Трудно сказать, ибо разговор с вами принимает странный оборот!
— В вашей власти направить его так, чтобы он вас устраивал.
— Ну, конечно! Вы же без конца локотком поворачиваете его то вправо, то влево.
— В основном влево.
— А именно в эту сторону я и не хочу идти.
— Хорошо, пойдем направо.
— Боюсь, это невозможно.
— Увидите, это возможно… Повторите то, что вы сейчас мне рассказали; итак, вы…