Любовные чары
Шрифт:
Она отошла в уголок, прислонилась к дощатой стеночке, потом села, где стояла. Сердце так болело, что Марьяшка прижала руки к груди. Ком подступил к горлу.
Плакала она долго, а барин не возвращался. Потом Марьяшка даже вздремнула, а его все не было. Фонарь под потолком едва рассеивал полумрак, хотя за круглым окошком было светло.
В каютке сделалось так душно, что девушка просто-таки места себе не находила. Ей было то жарко, то холодно, и снова подкатил к горлу ком, но то уже не слезы были, а словно бы все нутро ее взбунтовалось и рвалось наружу. Она то садилась, то ложилась. Но пол был такой сырой и холодный, что ее тут же начинала бить дрожь. Она бросила тоскливый взгляд на кровать. Барин бог весть когда вернется, а ей бы сейчас прилечь на мягоньком… И тут Mарьяшка вспомнила слова капитана об умершей даме – и облилась ледяным потом от страха. А ну как и она здесь умрет?!
Марьяшка ужаснулась. Она умрет, непременно умрет, ежели пробудет здесь еще хоть мгновение! Просто задохнется! Не думая, разгневается ли барин, она дрожащей рукою толкнула дверь и на подгибающихся ногах выбралась на палубу. В первую минуту свежий воздух освежил ее и прояснил разум, но тут же порыв студеного ветра пробрал до костей. Плед-то она забыла в каюте!
Но вернуться было свыше ее сил. Марьяшка знала: если она отпустит дверь, то рухнет и больше не встанет. Не только потому, что дрожали и подкашивались ноги, – вся палуба дрожала и ходила ходуном.
Мимо, не заметив ее, прошли двое: мужчина почти нес на руках даму с растрепанными волосами. Тяжелое дыхание вырывалось из ее уст, слезы катились по бледному лицу.
– Мне дурно… я умираю… – бормотала дама.
Мужчина, впрочем, выглядел не лучше, но сознание, что не она одна страдает, не утешило, а испугало Марьяшку.
А где же милорд? Что, если он упал где-нибудь в приступе внезапной болезни и некому прийти ему на помощь? Капитану небось не до него. И тут Марьяшка увидела знакомую высокую фигуру на мостике, рядом с капитаном. Ветер хлестал корабль, как бичом.
Капитан что-то прокричал. Марьяшка взглянула в ту сторону, куда он показывал. Волна нарастала над кораблем… Вдруг девушка догадалась, что капитан крикнул: «Держитесь крепче!» И в то же мгновение увидела своего милорда, который, пригнувшись, бежал к ней по палубе. Он ни за что не держался! Да его сейчас смоет за борт!
Марьяшка выпустила спасительную дверь, кинулась к милорду и вцепилась в него. Волна накрыла их, сбила с ног, поволокла по палубе. Что-то ударило Марьяшку по голове… боль пронзила виски, в глазах смерклось…
На какой-то миг Десмонду показалось, что волна унесет их в море. Однако она ушла, оставив его мокрым до костей. На таком ветру, в январе! Надобно поскорее переодеться. Он вскочил на ноги, рывком поднял девушку, но та повисла на его руках, бессильно запрокинув голову.
О, ну как же тут не помянуть черта? Эта простолюдинка хлопается в обморок при каждом удобном случае, совсем как знатная дама. А если она опять неделю, а то и две проваляется без сознания? Кто будет за ней ухаживать – он сам? Десмонд вообразил, какое выражение лица сделается у слуг, которые будут встречать его на пристани в Дувре, когда они увидят лорда с бесчувственной славянкой на руках, и против воли засмеялся. А что скажут люди его круга? Да, нелегко придется в Англии, особенно на первых порах. Впрочем, матушку его всегда считали особой со странностями, смирятся и с наследственными причудами сына…
Он втиснулся в каюту, опустил Марьяшку на кровать и с радостью увидел, как блеснули ее глаза. Благодарение богу, очнулась!
– Переоденься. Мы оба вымокли насквозь, – бросил он и, подойдя к сундуку, принялся вытаскивать оттуда сухое. Поскорее сменить белье! Хорошо бы еще растереться бренди. И не только растереться. Конечно, джентльмену следовало подождать, пока приведет себя в порядок дама. Хоть Марьяшка (ну и наградил же ее господь имечком – язык сломаешь!) и простолюдинка, а все-таки особа женского пола. Но Десмонда била такая дрожь, что он не думал о приличиях. В конце концов, она не увидит ничего, что не видела или не трогала прежде. Ведь по ночам…
При воспоминании о ночах Десмонда пробил новый приступ дрожи. Они так давно не проводили ночей вместе… Зачем скрывать, что желание томило его? Конечно, он стыдился своей пылкости к крестьянке, ведь тело в такие минуты властвовало над лордом Макколом и заставляло забывать обо всем. Какая ему разница была, кто родом выше, кто ниже, когда они лежали рядом, обнимая друг друга?
Десмонд снял рубашку, но не ощутил холода. Все тело его пылало так, словно он не растерся бренди, а принял ванну из славного напитка. И голова кружилась, как после доброго глотка. Да, он пьян… пьян от желания… Через мгновение он стоял голый.
А девушка так и лежала на кровати – в мокрой одежде. Десмонд усмирил себя. Ощущать ее всем телом – это восхитительно, это добавляло хмеля в напиток страсти! Он принялся было расстегивать пуговки на ее рубашке, но тут терпение Десмонда иссякло. Он буквально вырвал девушку из мокрых тряпок, не глядя отшвырнул их куда-то на пол.
Десмонду показалось, что она смотрит с выражением бесконечного изумления, словно не понимает, кто он и что намерен делать с нею. Конечно, она удивлена: милорд намерен заняться любовью днем. Но ему осточертело чувствовать себя воришкой в постели. Кто сможет осудить его? Если он хочет эту женщину так, как в жизни никого не хотел, с этим придется смириться всякому, кто не желает стать его врагом. Он загнал «лорда Маккола» с его английским пуританством подальше в недра души и, подхватив девушку под бедра, повлек ее к себе…
Она все так же неотрывно глядела ему в глаза, губы задрожали, и Десмонд наблюдал, как наслаждение подчиняет ее себе. Чудилось, их слившиеся взоры тоже предаются любви, и в том, что они сейчас не таились друг от друга, было нечто такое, что привело Десмонда в неистовство. Изнемогая, он рухнул на нее, простерся в блаженном бессилии…
И в это время, совладав наконец с голосом, Марьяшка тоненько выкрикнула:
– Оставьте меня, сударь! Вы с ума сошли?
Честь лорда Маккола
– Сэр, ради бога… – Капитану Вильямсу очень хотелось схватиться за голову и хорошенько ее потрясти. Может быть, тогда мысли придут в порядок и жизнь сделается такой же спокойной, каким было море при отплытии из Кале… пока внезапный шторм не взбаламутил и его, и странного пассажира.
Шторм, впрочем, улегся так же внезапно, как и возник, а вот приступ безумия, овладевший лордом Макколом, затягивался. И поэтому больше, чем свою голову, капитану Вильямсу хотелось потрясти сейчас молодого человека, чтобы наконец вразумить его. Впрочем, тот и так выглядел потрясенным, даже чересчур.