Любовные чары
Шрифт:
Окно как раз на высоте галереи. А злодей, по всей вероятности, через эту дверь… Не веря глазам, Марина уставилась на нее, полукруглую, вросшую в землю. Hичего себе! Даже замка нет: заложен засов, и все.
Марина подошла к башне, воровато огляделась и потянула засов. Он легко ушел в сторону, створка бесшумно отворилась. Марина мазнула пальцем по петлям: ого, сколько масла! Значит, она на верном пути.
Никакой кладовой – круглое помещение пусто, однако каменный пол замусорен. Посередине комнатки крутая винтовая лестница. Марина едва перевела дух, одолев ее и став на площадке. Перед ней было забитое окно, ведущее на галерею. В щели Марина разглядела нишу, где пряталась вчера, каменные плиты, на которых лежала Урсула. Что-то там не так. Нет чего-то непременного… Мысль мелькнула, но Марина тут же упустила ее, подумав: теперь понятно, почему можно было расслышать голос Гвен. В двери, выходящей на площадку, тоже видны щели. Странно, что узница не кричала, не звала на помощь: кто-нибудь из обитателей замка непременно услышал бы ее. Или… Вот именно! Значит, получается, все в замке знают об узнице. Но никто не приходит на помощь Гвендолин. Почему? Что толку голову ломать – не проще ли спросить у самой узницы…
Марина припала глазом к щели в двери. Перед ней была комната – очень узкая, с низким потолком, напоминающая шкатулку, едва освещенная решетчатым окном в массивной стене. Темница, настоящая темница! Но вот незадача: в ней не было узника.
Дверь мягко поддалась, и Марина обшарила в комнате каждый уголок. Мебели ни следа, нет даже жалкого топчана, на котором вчера, судя по жутким звукам, неизвестный измывался над Гвендолин. Только под окном стоит колченогий табурет.
Марина, устало опершись на него коленом, взглянула сквозь решетку. Сначала увидела лес на горизонте, изгиб реки, очертания гор. Затем опустила взгляд – крыши деревенских домов, поляна вокруг замка, темно-зеленые лавровые кусты… и фигура человека, поспешно идущего между ними по узкой тропе.
Hесмотря на расстояние, Марина узнала его сразу – по дрогнувшему сердцу. Десмонд как будто очень спешил куда-то. Какой у него властный, победительный вид! Если бы она задержалась в своих поисках на полчаса и сейчас только подходила к башне, вполне могла бы встретиться с Десмондом вон за теми кустами.
Что бы он сделал? Сухо поздоровался и прошел мимо? Или издевательски вежливо поинтересовался: «Знакомитесь с окрестностями, кузина Марион?» Нет… он шел так быстро, что они, пожалуй, налетели бы друг на друга, и… Что, если та сила, которая несколько дней назад едва не бросила их в объятия друг друга, сейчас восторжествовала бы над ними?
И тут вдруг треснул и развалился под ней колченогий табурет, Марина очутилась стоящей на коленях.
Вскочила, а Десмонда и след простыл. Минутное помрачение Марины вмиг рассеялось. Она наконец вспомнила, зачем пришла сюда, в башню. Хороша избавительница несчастных полонянок! Не добрая самаритянка – блаженная девка, чья разбуженная кровушка играет, как березовица. Весна близка, вот в чем дело. Потому она и мечтает о мужчине. Марина чувствительно стукнула себя по лбу и неожиданно вспомнила, чего не обнаружила на галерее. Разбитого фонаря там не было! Осколков стекла!
Но как же так? Марина вернулась на площадку, припала к щели.
Каменный пол чист, лишь валяются сухие прошлогодние листочки. Урсула убежала сама не своя, Марине тоже было не до уборки мусора. Bыходит, Урсула спохватилась и вернулась подобрать осколки? Или вернулся кто-то другой. Тот, кто держал здесь Гвендолин и почуял чужой глаз. Или…
Марине сделалось жутко. А что, если никто не возвращался убрать разбитый фонарь? Что, если фонарь, разговор узницы с Урсулой – все ночное приключение! – не более чем кошмар, такой же несуществующий призрак, как леди Элинор, и старик на деревянной ноге, и молодой поэт, застреливший своего брата?
О господи! Мучительно захотелось оказаться отсюда как можно дальше. Она поразмыслит обо всем на свободе!
Марина сбежала вниз, толкнула уличную дверь. Та не поддалась: заело что-то, наверное. Толкнула еще раз, другой – и отошла, бессильно прислонилась к стене.
Все-таки ей судьба была найти в башне хоть одну запертую дверь. Ту самую, через которую она сюда вошла, а выйти – не может.
Дверь запер Десмонд. Не нарочно! Заметил непорядок и устранил.
Звать на помощь Марине не хотелось. До чего же глупо она будет выглядеть, когда ее освободят! Представился холод в глазах Десмонда, его презрительно изогнутая бровь: «Вечно вас куда не надо заносит. Не в баню, так в башню!» Нет, крик она оставит на потом, когда не останется иного способа выбраться.
Забитое окно, ведущее на галерею, встало перед ее глазами. Если расшатать гвозди и вытащить пару досок, она смогла бы выбраться и вернуться в замок совершенно незаметно, по той же лестнице, где они с Урсулой бегали ночью. Или во сне. Марина верила в вещие сны: ее так уж точно был вещим! Она помнила голос узницы, нишу, где стояла, и многое другое. Еще раз поглядела – все на месте. Кроме разбитого фонаря. И кроме Гвендолин…
Но сейчас не размышлять надо, а выбираться отсюда. И поскорее – холодно!
Не прошло и четверти часа, как ей стало жарко – не то от усилий, не то от понимания, что они тщетны. В ход пошла ножка сломанного табурета, потом вторая, третья, четвертая… Все они сломались одна за другой, а не то что вытащить – даже расшатать хотя бы одну доску Марине не удалось. Пожалуй, пора уже кричать.
А если никто не услышит? Вот ужас-то! Нет, ночью Урсула обязательно придет проведать Гвендолин – и найдет Марину.
«Урсула не придет, потому что никакой Гвендолин нет на свете! – сердито сказала себе Марина. – Ну, кричи, кричи давай!»
И все-таки она медлила. Что толку орать в небеса? Лучше вернуться к нижней двери: там, глядишь, кто-нибудь да пройдет мимо. О господи, да ведь, кажется, уже темнеет! А если… у Марины подкосились ноги от ужасной догадки… если Гвендолин все-таки существует, но, как всякий призрак, принадлежит ночи? И как только тьма вползет через порог, Марина вновь услышит жалобный плач, увидит тщедушную фигурку Урсулы, брауни на лужайке и, может быть, даже себя, застывшую в нише, как прошлой ночью…
Марина со всех ног понеслась вниз. И уже открыла рот, готовясь закричать, но едва не рухнула без чувств от страха – в тишине башни раздалось хриплое:
– Мя-а-у!
Бредовая мысль, что звук исторгнут ее горлом, что призраки уже напали на нее и лишили человеческого голоса, на краткий миг залетела в ее сознание. Но тут же исчезла, когда Марина услышала второе «мяу» и увидела у своих ног огромного кота. Макбет!
– Ты чего, дурак, орешь? – спросила она сердито. – Напугал меня до полусмерти.
На сытой усатой морде выразилось совершенно человеческое возмущение. Очевидно, Макбет не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне. Кот повернулся к Марине спиной, брезгливо тряхнул сперва одной, потом другой задней лапкой, выражая свое глубочайшее презрение неприветливому человеческому существу, а потом скользнул в узкую щель между досками и стеной.