Любовные утехи богемы
Шрифт:
— Я занимаюсь современной сатирой…
— Да? Тогда у Вас потрясающая профессия: Вы изучаете то, чего нет!..
«Он все видел и все описал: блюда и обстановку богатого пира и убогого угощения, наряд щеголя и убранство гетеры, тайны римских терм и спален, все прельщения и разврат театров и цирка, вакханалии Субуры и ужасы Колизея…» — заметил А. Олсуфьев.
Марк Валерий прекрасно знал себе цену, и говорил о других авторах, переработавших мифологические сюжеты в безжизненные творения: «Хвалят их, я признаю, ну а читают меня!»
Что ж, отправимся вместе с жизнелюбом и острословом Марком Валерием Марциалом в кварталы римской бедноты, где как раз и находилась улочка Субура — обитель
(Опять-таки, по созвучию обращает на себя внимание символическое совпадение названий «улицы увеселения» с именем некой легендарной травы сабура. Из нее, как уверяют, изготавливали десятки лекарств, причем некогда широко распространенных и хорошо известных. Впрочем, в лекарствах тогда, кажется, было куда меньше нужды, чем теперь, на исходе XX века.)
Далеко не все «девушки» этого небольшого древнеримского квартала были красивы:
В ночь я могу четырежды, но и в четыре-то года, Право, с тобой не могу я, Телесилла, хоть раз.В таких случаях призывали на помощь испытанные средства, известные в народной медицине. Стоили травы недешево:
Ты уж давно перестал, Луперк, на девчонок бросаться, Что ж ты, безумец, скажи, хочешь взбодриться опять? Не помогают тебе ни эрука, ни лука головки, Ни возбуждающий страсть чабер тебе ни к чему, Начал богатствами ты соблазнять невинные губы, К жизни, однако, и так вызвать Венеру не смог. Кто же удивится, Луперк, кто же может тому не поверить, Что неспособное встать дорого встало тебе?Судьбы женщин, попавших сюда, складывались очень по-разному. Главным для них было выманить у клиентов побольше денег. Этим искусством они владели довольно неплохо:
Требуешь, Лесбия, ты, чтобы вечно я был наготове, Но ведь, поверь мне, не все можно всегда напрягать. Пусть и руками и словами меня обольщаешь, Противоречит тебе властно твое же лицо.Иметь любовную связь одновременно не только с продажными женщинами, но и красивыми мальчиками и подростками (в первую очередь атлетами и гимнастами, борцами) не считалось чем-то зазорным. В греческом и римском обществе спортсмены занимали место нынешних кинозвезд. Читаем у Марциала о размолвке с возлюбленным:
В том, что вчера мне дарил, почему отказал ты сегодня? Мальчик мой Гилл, и суров, кротость отбросив, ты стал? Бороду, волосы в оправданье приводишь и годы: О, что за долгая ночь сделала старым тебя? Что издеваться? Вчера ты был мальчиком, Гилл, а сегодня, Мне объясни, отчего сделался мужем ты вдруг?Марциал разъясняет, что влечет его к этому красивому юноше:
Не за победы его я люблю, а за то, что прекрасно Он все приемы постиг долгой постельной борьбы.Среди достоинств молодого борца — бархатная, нежная кожа, прекрасно сложенное тело:
Гладким мальчик у нас пусть будет от лет, не от пемзы, Чтоб рядом с ним ни одна дева не нравилась мне.Немаловажно было и то, что ночь любви стоила в данном случае, скорее всего, дешевле, чем услуги известной куртизанки:
Если я дать не могу тех денег, что ты запросила, Галла, то проще совсем было бы мне отказать.Удовлетворение от прелестей Субуры — у Марциала естественная, здоровая радость «природного» человека:
— «Часто с Хрестиной я спал». — «Ну что, хорошо с ней, скажи мне?» — «Да, Мариан; ничего лучше не может и быть».Он гораздо раньше Золя, Куприна, Флобера, Горького и многих, многих других авторов задумывался над тем, возможна ли семейная жизнь для проститутки, и приходил к неутешительному выводу, что вряд ли брак «женщины с прошлым» окажется прочным и счастливым:
Побаловались, и все! Идите, проказницы, замуж: Нынче дозволена вам чистая только любовь. Чистая это любовь? Летория вышла за Лигда; Худшей женой она будет, чем шлюхой была.Свои свидетельства о времяпрепровождении куртизанок оставил нам и Ювенал:
«…В течение ночи одетая в плащ с капюшоном, имперская шлюха выскальзывает из Палатина в сопровождении одной служанки. Пряча свои черные волосы под светлым париком, она входит в прохладу притона…
Там для нее держат комнату, а на табличке написан ее псевдоним — Литиция. Там она продает себя, покрыв грудь золотой сеткой…»
…Это что касается Рима. Но ведь был еще Карфаген. Были Вавилон, Александрия, Ниневия и другие города-государства.
«Я прибыл в Карфаген; кругом меня кипела позорная любовь. Я еще не любил, и жаждал любить, и в тайной нужде своей ненавидел себя за то, что еще не так нуждаюсь. Я искал, чтобы мне полюбить, любя любовь! …я ненавидел спокойствие и дорогу без ловушек», — вспоминает Аврелий Августин в своей «Исповеди».
Еще более интригующей и опасной, чем эти просто продажные женщины, была прекрасная Саломея. Среди великих проституток эта вдвойне фатальная женщина занимала особое место. Даже первое место.
Рожденная из нескольких строк, затерянных в Библии (см. «Евангелие от Матфея», XIV, 3–11 и «Евангелие от Марка», VI, 21–23), Саломея с течением времени и с помощью Иосифа Флавия и отцов церкви обретала плоть и кровь. Соединяя в себе восточную чувственность и античное очарование, которое оказывает девственница на всех настоящих любителей шлюх, эта история в течение христианских веков претерпит заметную эволюцию, которая достигнет своего апогея в XIX веке. Отныне легенда о Саломее стала легендой о созревающей девочке; она из необходимости выполнить требование матери или даже из-за простой развращенности (заметьте!) согласится публично обнажить свое тело взамен на голову Иоанна Крестителя («Saltavit et placuit» (лат.) — плясала и угодила).