Любой ценой. Том I
Шрифт:
В штабе «Эль Гато» продолжали уверять широкую общественность в своей заинтересованности в поединке с Агаповым, но, как я и предполагала, финансовые вопросы по-прежнему не были улажены. Ходили слухи, что де ла Крус активно подыскивает Рамиресу другого оппонента на осень, а учитывая, насколько здорово в «Gloria Boxing» потрудились над раскруткой пуэрториканца, свои миллионы тот мог заработать и без «Хитмена». Жадность Броуди вкупе с неуступчивостью де ла Круса ставили под угрозы перспективу рематча как такового, однако, личная позиция Яна оставалась для меня загадкой. Можно было сколько угодно рассуждать по принципу «царь хороший, а бояре плохие», но ведь у Агапова и своя голова на плечах имелась. Наверняка он осознавал, что промоутер ведет свою игру, но почему-то никоим образом не вмешивался в ситуацию. Я допускала мысль, что после допинговой истерии Яну досталось от Броуди по шапке, и он благоразумно помалкивал, дабы снова не ляпнуть лишнего, но заодно не сбрасывала со счетов и другую версию – что если Агапов и вправду возомнил из себя чересчур много и теперь с высоты своего величия требует разделить гонорар как минимум пополам, хотя «Эль Гато», по мнению непобедимого чемпиона, не достоин и этого, и не будь рематч фактическим делом чести, боксер уровня «Хитмена» не стал бы мараться о накачанного запрещенными препаратами Рамиреса. Ни подтвердить, ни опровергнуть свою гипотезу я, к вящему сожалению, не могла по причине катастрофической нехватки исходных данных, однако, меня периодически посещали дурные предчувствия, а неизвестность
На смену весне пришло знойное, засушливое лето, и в стране наступил сезон отпусков. Укатил на отдых и Нитиевский, назначив временно исполняющим обязанности директора Ольгу Леонидовну Ставровскую, с которой мы на протяжении пяти лет сосуществовали примерно в такой же гармонии, как и кошка с собакой. Ставровская меня тайно ненавидела, а я ее открыто презирала, но мы обе всячески старались, чтобы наша обоюдная антипатия не отражалась на атмосфере в офисе и не оказывала деструктивного влияния на рабочий процесс. Наши сферы ответственности практически не пересекались, и если в мою задачу входило в основном убалтывание клиентов на покупку дорогого тура и оперативное разруливание возникающих проблем, то моя коллега занималась текущим администрированием и организацией документооборота, но, когда у нас вдруг возникала необходимость скооперироваться, начинался сущий кошмар. Ставровская была старше меня на пять лет, и в этом году разменяла пятый десяток, но к своим сорока она выглядела так, как я не собиралась выглядеть даже после шестидесяти, а склочный характер и неистребимая любовь к тиражированию сплетен автоматически превращали ее в крайне отталкивающего персонажа. Помимо всего прочего, Ставровская была страшно неудовлетворена своей жизнью и, как следствие, люто завидовала моей, но гордость заставляла ее тщательно маскировать свои эмоции. Первое время Ольга придиралась ко мне мелочам, цеплялась к незначительным ошибкам, а потом, когда я доказала свою профпригодность и завоевала расположение шефа, принялась втихушку строить мне козни разной степени зловредности. Тактику Ставровской я раскусила влет, но однажды всё-таки попалась на удочку и чуть было не получила выговор за халатное отношение к работе – Ольга пообещала сдать за меня отчетность, пока я обрывала телефон посольства, безуспешно пытаясь прояснить судьбу туристов, без вести пропавших в объятом революционными волнениями Египте. Туристы в итоге были найдены и экстренным бортом вывезены на родину, а вот никакие бланки Ставровская, естественно, не заполнила, за что я получила втык сначала от бухгалтерии, а потом и от Нитиевского, без долгих разбирательств лишившего меня премии. В ответ мои гневные претензии Ольга сделала морду чайником и как ни в чем не бывало заявила, что ей было некогда и «обещать – не значит жениться». С того дня я окончательно потеряла веру во взаимовыручку и впредь старалась не обращаться к Ставровской с какими-либо просьбами, предпочитая самостоятельно тянуть свою лямку и ни на кого не надеяться. И всё бы ничего, но раз в год милейшая Ольга Леонидовна дорывалась до неограниченной власти, и я была в авангарде тех, кому приходилось несладко.
Я никогда специально не давала поводов для зависти, но применительно к Ставровской этого по большому счету и не требовалось. Казалось бы, чего тебе не живется – подсиживать я тебе не собираюсь, дорогу не перехожу, даже рабочие места у нас расположены на весьма приличном отдалении… Ан нет, Ольга обрела бы покой только в том случае, если бы я навсегда исчезла с лица Земли, а любые упоминания обо мне были бы стерты из актов гражданского состояния, потому что само мое присутствие в офисе заставляло Ставровскую испытывать невыносимые душевные муки. И это при том, что зарплата у Ольги Леонидовны была повыше моей и не зависела от количества проданных туров. Мне же шеф поставил довольно скромный по столичным меркам оклад, зато не скупился на проценты с продаж, но в мертвые сезоны мне было негде разгуляться, тогда как Ставровская ежемесячно получала на руки крупную сумму. Не была Ольга и старой девой – муж, двое детей, собака, одним словом, всё, как у людей, казалось, чего тебе еще надо, но этот идеальный фасад лишь прикрывал неприглядную картину истинного положения вещей в семье моей коллеги. Она была откровенно несчастлива в браке, и самое ужасное, что все вокруг были об этом прекрасно осведомлены, причем сведения о мужественно претерпеваемых Ольгой невзгодах исходили непосредственно от нее самой. Ставровская страсть как любила посетовать на свое нелегкое житие-бытие, а я испытывала инстинктивное отвращение к подобным жалобщицам, и какие было сложности не выпадали на мою долю, до последнего держала всё в себе. Ольге же явно нравился образ героини-мученицы, взвалившей на себя непосильную ношу и до конца дней своих обреченной ее тащить, хотя никто не мешал ей, к примеру, подать на развод и сбросить ярмо.
Муж Ставровской, наличие которого она всячески подчеркивала, ухитрился воплотить в себе целый набор пороков, и гармонично совмещал бытовое пьянство, склонность к рукоприкладству и запущенную стадию тунеядства. В довершение ко всему этому, месье Ставровский был отменным хамом и матершинником, редкостным привередой в еде и ярым приверженцем домостроевских методов. Единственным добытчиком и кормильцем в семье была моя коллега, а ее супруг мог разве что под настроением взять шабашку, чтобы затем снова залечь на диване и следующие полгода беспрестанно вспоминать свои трудовые подвиги. И пусть Ольга зарабатывала очень прилично, на содержание трех иждивенцев ее зарплаты едва хватало, и Ставровские неумолимо погрязали в кредитах. Но вырваться из замкнутого круга, забрав детей и разменяв квартиру, Ольга совершенно не стремилась, и роль жертвы тяжелых жизненных обстоятельств ее как будто бы вполне устраивала. Не устраивало ее другое: почему это вдруг я наряду с остальными сотрудниками не проявляю женской солидарности, да еще и демонстративно удаляюсь при первом же намеке на очередную порцию нытья. По мне так Ставровская представляла собой типичного энергетического вампира, и в отличии от коллег я не намерена была ей потакать. А еще я при меньшей зарплате вовсю раскатывала по заграницам, не экономила на одежде, питании и уходовых процедурах и понемногу откладывала деньги в кубышку, что для Ольги Леонидовны было уже совсем непозволительной роскошью. За глаза Ставровская любила посудачить о моем моральном облике, но меня мало заботило ее мнение, и это оскорбительное безразличие порождало новую волну зависти. В общем, каждый раз, когда шеф отправлялся в отпуск, я ходила в офис, как на каторгу, и по возможности лишний раз не раскрывала рта, чтобы не провоцировать ВРИО директора, так и выискивавшую, чем бы мне подгадить. А уж с каким мстительным наслаждением Ольга подписывала зарплатную ведомость – будь ее воля, я бы все лето сидела на голом окладе, но такие крайности Нитиевский бы точно не одобрил, и Ставровская ограничивалась издевательски низкими суммами премиальных.
К «смутному времени» я была заранее готова, и на рожон не лезла. Стискивала зубы, натужно улыбалась своей начальнице и концентрировалась на работе с клиентами, считая минуты до возращения шефа. Этот июнь не стал исключением, но я надеялась продержаться без эксцессов. Я жила по схеме «работа-дом-работа» и лишь иногда выбиралась на ужин в кафе. Летом в столице почти не проводилось культурных мероприятий, и я скучала без регулярных походов на выставки и презентации, однако, спортивная жизнь била ключом, и, просматривая новостные сводки за чашкой утреннего кофе, я наткнулась на репортаж с открытия юношеского турнира по боксу. Для того, чтобы сказать напутственное слово будущим чемпионам, на родину приехал сам Ян Агапов. Приехать приехал, но мне так и не позвонил.
ГЛАВА XXII
Мы с Яном не виделись так давно, что мне невольно казалось, будто со дня нашей последней встречи минула целая вечность. Прошлой осенью между нами состоялся судьбоносный разговор по итогам поединка с «Эль Гато», и мы вовсю строили наполеоновские планы на весну, но внезапный срыв майского боя разрушил не только честолюбивые мечты Агапова, но и наши отношения. Я отменила поездку в Штаты, а «Хитмен» уже во втором раунде «уложил поспать» Оганесяна – жизнь несомненно продолжалась, но отныне мы находились по разные стороны разделительной полосы, и уже ничто на свете не могло вернуть нас в те благословенные времена, когда я каждый вечер привычно ждала телефонного звонка с другого конца планеты. На протяжении полугода Ян регулярно выкраивал полчаса, чтобы поболтать со мной ни о чем, и лишь теперь, когда от прежней близости и не осталось и тени, я запоздало поняла, как много потеряла. Я не хотела признаваться в этом даже себе самой, но мне ощутимо не хватало общения с Агаповым, и в глубине души у меня почему-то теплилась слабая надежда, что он тоже по мне скучает. Суровая реальность в очередной раз быстро пообломала мне рога, и я невольно устыдилась своих наивных и явно неподобающих такой большой девочке чаяний. Возможно, Ян и опасался, что у меня от обиды снесет башню, и я начну трясти грязным бельем в эфире центрального телевидения, однако, мое бездействие должно было его слегка успокоить. Нашу тайну я твердо намеревалась унести в могилу, да и зарабатывать на скандальных разоблачениях мне совершенно не было резона – в деньгах я не нуждалась, к минуте славы не стремилась, а превращаться в посмешище для клиентов и коллег мне тем более не улыбалось. Если бы я не состоялась ни как профессионал, ни как личность, и моим единственным достижением за тридцать пять лет была бы интимная связь с «Хитменом», тогда еще можно было с натяжкой представить меня самозабвенно разглагольствующей перед камерами, но Агапов прекрасно видел, что такого рода пиар мне даже близко не нужен, и вести себя по классической для обиженных женщин схеме я вряд ли стану, и поэтому не особо переживал на это счет. Да, Яну со мной не повезло, и петь ему сплошные дифирамбы там, где для этого не было ни малейшего основания, я не собиралась, а если Агапов искал себе гибрид безотказной резиновой куклы и компьютерной программы с готовым набором фраз, то ко мне, взрослому человеку, имеющему собственное мнение по большинству вопросов, он точно обратился не по адресу. И вообще, чем ему не угодила Тая – вообще-то в нормальных семьях было принято искать поддержки у жены, а вот любовницу неверные мужья, как правило, посещали по несколько иному поводу.
Слова о том, что я расстроилась, опечалилась и впала в тоску, прозвучали бы изрядным преувеличением, но на сердце у меня все равно было как-то муторно, и я снова начала копаться в себе, хотя и сотню раз зарекалась предаваться дурацкой и, как правило, абсолютно бесполезной рефлексии. Я придерживалась точки зрения, что дни метаний и терзаний прошли вместе с молодостью, но не тут-то было, и ситуация с Агаповым заставила меня вновь задуматься о вечном. Если отбросить эмоции и опираться в своих рассуждениях на голую логику, я всё сделала правильно, и это была проблема Яна, что он оказался не в состоянии оценить моих усилий, но я продолжала обвинять себя в бесхитростной прямолинейности, уместной далеко не всегда, а порой и вовсе губительной даже для самых доверительных отношений. Сказать честно, я и сама недоумевала, как так вышло, что «Хитмен» незаметно стал моим единственным мужчиной, и этот необъяснимы й факт мне не просто не нравился, но и вызывал подсудный страх по второму кругу угодить в силки психологической зависимости и опять нарваться на те же горькие последствия. Наверное, в нашем расставании с Яном присутствовали и определенные плюсы – я свято верила, что могу прекратить наш роман в любое мгновение, но не брось тогда Агапов в ярости трубку, это вялотекущее увлечение могло длиться еще очень и очень долго, пока кто-то из нас первым не проявил бы инициативу к разрыву, и боюсь, это была бы не я. Пускай уж мы лучше вдрызг разругаемся и с чистой совестью вычеркнем из воспоминаний прошедший год, чем рано или поздно Ян начнет тяготиться моим обществом и под каким-нибудь неуклюжим предлогом даст мне от ворот поворот, сменив надоевшую любовницу на свежее мясцо, а до меня вдруг задним числом дойдет, что с уходом «Хитмена» я лишилась чего-то очень важного. Так что нет худа без добра, и история с допингом на самом деле помогла мне избежать крайне нежелательного варианта развития событий, так что с угнетающими раздумьями пора было закругляться и без оглядки двигаться вперед. Не хватало еще зациклиться на каком-то Агапове и целыми днями напролет гипнотизировать телефон: захочет – позвонит, не захочет – хозяин-барин.
Вдоволь насмотревшись по телевизору, как облаченный в строгий костюм Ян толкает речи на открытии турнира, я тем же вечером извлекла из шифоньера коктейльное платье и лодочки на безумной шпильке, навела марафет, уложила волосы крупными волнами и решительно вызвала такси. По пятницам в моем любимом заведении было по обыкновению шумно и многолюдно, и, если для похода по клубам я была уже малость старовата, здесь я чувствовала себя вполне комфортно. Джазовый оркестр с виртуозом-саксофонистом играл нестареющую классику, чернокожая вокалистка в усыпанном блестками комбинезоне услаждала слух посетителей кавер-версиями мировых хитов, среди столиков лавировали нагруженные разносами официанты, а за стойкой орудовал мой знакомый бармен по имени Костя, который уже даже не спрашивал, что мне налить, а без колебаний ставил передо мной бокал мартини, отлично зная о моей ненависти ко всей это сладкой мешанине с мещанскими украшательствами вроде зонтиков, оливок и лимонных долек.
–Шикарно выглядишь! – восхищенно цокнул языком Костя и, заговорщически подмигнув, осведомился, – снова вышла на охоту? Давненько ты здесь не появлялась, я уже начал подозревать, что тебя прибило к берегу, и ты осела на островке стабильности…
– Ну, что ты, меня по-прежнему влекут неизведанные горизонты, – многозначительно усмехнулась я, – да, был в моей жизни период, когда я охладела к приключениям, но, видимо, тихая гавань всё же не для меня.
–И почему я ничуть не удивлен? – многозначительно хмыкнул бармен, дождался, пока я вскарабкаюсь на стул, и взглядом указал мне на одинокую мужскую фигуру в дальнем углу бара, – обрати внимание – молод, приятен внешне, хорошо одет и по уши загружен проблемами. Пьет исключительно виски, но пьет не для того, чтобы расслабиться или забыться, а скорее в попытке навести порядок в голове. Если не подсядешь к нему прямо сейчас, он уйдет сразу, как только опустеет его бокал. Так что поторопись, Мика, не то упустишь добычу, тем более, других достойных кандидатов для тебя сегодня не наблюдается.
–Эй, а тебе не приходило в голову, что я пришла пропустить стаканчик, а не расставлять ловушки? – я пригубила мартини, и панибратским жестом взъерошила буйные Костины кудри. Волосы у бармена вились мелким бесом и сами по себе закручивались в тугие спиральки, а нарочитая небрежность прически в сочетании с легкой щетиной и модными очками без диоптрий придавала ему богемный шик. Мы с Костей приятельствовали уже много лет, но как мужчину и женщину друг-друга отродясь не воспринимали, притом, что ориентации бармен был самой что ни наиесть традиционной и клеил девушек так, что только шум стоял. Если бы я сама предложила Косте перевести нашу дружбу в горизонтальную плоскость, он бы вряд ли отказался, но в некотором смысле бармен являлся моим зеркальным отражением, пусть и другой половой принадлежности, а секс со своим ментальным двойником я считала уделом извращенцев. А вот цинично обсудить победы на любовном фронте, это всегда пожалуйста, равно как и подсказать, к кому соваться не стоит. Уж здесь мы с Костей оба преуспели, и советами бармена я старалась не пренебрегать. Психопатов, агрессоров и просто идиотов мой приятель распознавал безошибочно, и обмануть его наметанный глаз не могла даже самая искусная личина. Ну, а если Костя говорил «Надо брать», я также не подвергала сомнению его выводы.