Люди, горы, небо
Шрифт:
Альпинизм – занятие чрезвычайно громоздкое. Ведь нужно учесть любую малость, вплоть до того, как завязаны шнурки штормовых брюк на щиколотках. Нельзя, чтобы трепыхалась просторная штанина. Вот так на Эльбрусе погиб когда-то австрийский альпинист Фукс – задев кошкой то ли штанину, то ли слабо завязанные тесемки, упал, покатился, и метров через полтораста-двести его нашли с разбитым черепом.
Катя Самедова смотрит на меня с уважением. Все-таки я, что ни говори, «бывалый»… Расту в собственных глазах. Даже грудь слегка выпячиваю – от природы я немного
– Сколько вам лет, Юра? – неожиданно спрашивает она.
Мне нелегко сказать: тридцать два. Для нее я уже вроде как пожилой.
Катя серьезно говорит:
– Я дала бы меньше – ну, двадцать пять или двадцать шесть…
– Вы мне льстите, Катя. Хотя, возможно, я действительно выгляжу моложе своих лет. Было время – спорт сыграл в моей жизни известную роль. Главным образом альпинизм, конечно… Поэтому, веря статистике, я рассчитываю прожить дольше обычного. Ну, не сто, так хотя бы девяносто…
– Жены, по-моему, должны гордиться мужьями-спортсменами.
Пожимаю плечами.
– Смотря какие жены. Да и спортсмены – они ведь бывают разные.
– Вы так говорите, будто у. вас печальный опыт…
– Опыт у меня действительно печальный: уже пять лет, как от меня ушла жена.
Лицо Кати, чуть тронутое то ли смуглотой, то ли солнечной пригарью, начинает просвечивать румянцем.
– Простите. – Она робко вскидывает глаза, и ресницы у нее трепещут. – Но ведь она не из-за спорта ушла?
Хочется съязвить, разговор как раз из тех, что таят булавочные острия, но почему-то не решаюсь, говорю уже безразлично, не ко времени:
– Не знаю из-за чего. Из-за всего вместе, наверно.
Подходит Беспалов – он в шортах, с крепкими, почти черными от загара бедрами. Чем-то весьма недоволен.
– Долго копаетесь. Скоро построение. Это вам не у маменек дома. Тут как в армии – успевай поворачиваться, если не хочешь схлопотать наряд вне очереди. Картошки на кухне много, а чистить ее некому.
Может, он и прав. Но даже в армии не положено разговаривать с солдатами таким тоном.
– Легче на поворотах, приятель, – советую я ему тихо, так, чтобы не слышали остальные: не хочу подрывать его авторитета. – Легче на поворотах: может занести.
Беспалов вскипел:
– Что-о? – Глаза у него становятся круглыми и белыми, как пинг-понговые шарики.
– Вероятно, каждый из нас за разумную дисциплину, но при этом каждый против хамства, – втолковываю я ему проникновенно. И, вырвав у него из рук инициативу (а то повел бы сейчас к начальнику лагеря), невинно осведомляюсь: – Хотите, продискутируем этот вопрос на общелагерном собрании? Насчет морального облика советского спортсмена?
– Ладно. Заткнись, – говорит он, сразу поостыв. – Мы с тобой еще побеседуем на эту тему.
– Как следует подготовься, – советую я ему, совсем обозлясь. – Прочти соответствующую литературу. Есть популярные брошюрки.
– Не надо, – вмешивается Ким Попов. – Ей-богу, ребята, не стоит на лоне такой природы затевать элементарную склоку. Тем более в самом
Действительно, ни к чему это. Раньше я не был таким раздражительным. Раньше я был как гвоздь. Видимо, не прошли для меня бесследно годы житейского неустройства и непокоя. Да, скверно у меня с нервами. Видимо, пока ничего серьезного, но все же…
Вася Тутошкин говорит вслед инструктору:
– Ну, попался нам начальничек! Придется – так сырьем съест, не разжевывая.
– Бросьте, – говорю я устало. – Он один из лучших в стране скалолазов. Нужно хотя бы это в нем уважать.
На сие задним числом возражает уже Ким:
– Нужно и ему в тебе кое-что уважать – хотя бы то, что ты кандидат технических наук. Кстати, за что ты получил кандидата?
– Я работаю в научно-исследовательском институте оборонного значения. Как говорят, в «почтовом ящике». К сожалению, я не имею права говорить о том, чем занимаюсь. Так разве, в общем…
Попов меня понял. Ведь он и сам физик-атомщик. К моим годам, возможно, он достигнет многого. Если не будет засматриваться на чужих жен, даже мотивируя эту привычку поклонением культу красоты. Живая, а не мумифицированная красота – явление частного порядка. К ней не всегда можно приобщиться, предположим, так же, как приобщаешься к произведению искусства: пошел в музей и смотри сколько хочешь. И то не щупай!
Звучит гонг – это на построение.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Для начала нам предстоит взбежать на одну из вершинных залысин Семенов-Баши: всего два рюкзака на отделение с кое-какой едой; ничего лишнего. Но осуществим мы это панорамное восхождение в темпе. Оно должно выявить реакцию наших организмов на перегрузку. Если кто-нибудь окажется «слаб в коленках», дальнейшие, более серьезные испытания в горах будут такому товарищу решительно не по силам.
Рюкзаки достаются Тутошкину, как наиболее рослому, и почему-то Володе Гришечкину. Я возражаю. Я говорю, что нужно и девчонок приучать к грузу. У нас их трое, девчонок. Одна, правда, уже в возрасте – Янина Янковская. Она конструктор из Липецка. Ей, пожалуй, лет двадцать семь. Длинная такая – и потому неженственная, непривлекательная.
Посудачив между собой, отдаем рюкзак полегче девчатам. Те не возражают, одна только Венера Сасикян бросила на меня негодующий взгляд. Она считает, что не к чему раньше времени переутруждать себя.
Зато рюкзак Тутошкина утаптываем основательно. Ему все равно. Легкая рубашонка на нем вразлет, так что выпирает пуп, похожий на брелок в виде футбольного мяча. Морда простецкая. А золотистые волосы, свисающие на лоб, он изредка трогает пальцами, как бы подбивает, чтобы не распрямлялись кокетливые завитушки. Чего доброго, в такого и влюбиться недолго, несмотря на весь его непрезентабельный вид. Он не без обаяния, этот кладовщик. Жить ему, вероятно, легко и просто. Проще пареной репы.