Люди и боги
Шрифт:
За ручьем бушевал пожар, горячий ветер приносил снопы искр. Люди Эрроубэка и барона Айсвинда выбивались из сил, не давая огню перекинуться на этот берег.
— Пожалуй… — признал полковник. — Но вы клянетесь, что альмерцы проиграли?!
— Это так же верно, как то, что мое имя — Гордон Сью Роуз!
— Победа за нами, — веско сообщила мать Корделия, — иначе и быть не могло.
— Слава Агате! — крикнул Шрам.
За ним подхватили Манфрид, Лид и Гордон Сью. Иксы воздели к небу обнаженные мечи, громыхнули хором:
— Слава Агате! Слава Ориджину!
Полковник Дольф опасливо сотворил спираль.
— Кстати,
Гордон Сью ответил самым одухотворенным тоном:
— Отправился в монастырь Марека и Симеона, чтобы вознести Праматерям молитву благодарности.
Хайдер Лид добавил:
— Сказал, чтобы мы выступали в направлении Флисса, а он догонит.
— Он может столкнуться с белыми рыцарями, которые отступили из боя!
— Этого не случится, — будничным тоном ответил Гордон Сью.
— Почему вдруг?!
— Светлая Агата скроет герцога от их глаз.
— Серьезно?..
— Тьма сожри, полковник! Я что, стану шутить о Праматерях?!
Дольф Эрроубэк вернулся к своим войскам, изрядно озадаченный. Офицеры иксов хитро переглянулись за его спиной. Но улыбка слетела с лица Гордона Сью, когда он вспомнил об одном деле.
— Капитан Лид, помогите советом. Как поступить с пленными?
Они вместе подошли к группе альмерцев. То была дюжина белых рыцарей, плененных при последней атаке. Двоих пленников северяне знали в лицо: лейтенант Кейсворт и генеральский знаменосец. Те самые, что давеча спасли Векслера.
— Они сражались храбро, — сказал Гордон Сью.
— Да, — признал Хайдер Лид.
— Обычно герцог Эрвин отпускает пленников.
— Да, — повторил Лид.
— Но после боя у дамбы он сказал им: «Если снова встречу вас в бою, то повешу».
— Тогда в чем вопрос, капитан?
— Мда…
Гордон Сью махнул своим бойцам:
— Повесьте их.
Лидский Волк добавил:
— И каждому на грудь табличку: «Он сражался за еретиков».
* * *
— Позвольте спросить, милорд: как вы это сделали? Вы действительно видите все наперед?
— Я тоже хотел бы знать, милорд, — Квентин присоединился к отцу Давиду.
— И я, — прибавил Обри.
Только что их нашел посыльный от капитана Лида с известием: два полка альмерцев рассеяны, батальон северян марширует к Флиссу.
— Это всего лишь цепь выводов, — с ложной скромностью заговорил Эрвин. — Тезис первый: Галлард Альмера хочет иметь связь с союзником, Кукловодом. А значит, ему нужен порт Флисс. Отсюда тезис второй: узнав, что я иду во Флисс, Галлард прикажет Векслеру догнать и захватить меня. Однако генерал, наученный горьким опытом, не ринется в бой очертя голову, а выберет наилучший момент.
— И лучшим моментом будет тот, когда вы не стоите во главе войска.
— Верно, Джемис. Но если генерал сразу заметит, что я покинул войско, то пошлет за мной быстрый отряд и, чего доброго, сцапает. Значит, я должен уехать довольно далеко, а уж потом дать генералу узнать, куда я делся. А как сообщить ему, чтобы он не заподозрил подвоха? Полевые разведчики следили за нашей ротой, но издали, и не зная меня в лицо. Они — не надежный источник. К счастью, имелся сир Михаэль. Я взял его с собою, искренне надеясь, что он окажется шпионом. Однако…
Эрвин выдержал минуту тишины — в память о кайре Артуре.
— Высокая цена. Но Векслер поверил, что я бросил войско и уже подбираюсь к Флиссу. Он решил — не мог не решить — поймать сперва мое войско, а потом меня самого. Третий тезис в этой цепи: генерал атакует не когда-нибудь, а ночью. Днем догнать кайров будет сложно, а ночью легко и догнать, и окружить. Но затемно северянина в белом плаще не отличить от альмерца в белом плаще, что дает некоторые ценные возможности. Особенно если у тебя под рукой имеются такие мастера диверсий, как Лидские Волки. И наконец, четвертый тезис: по ночам ветер дует к Дымной Дали, то есть — в спину альмерцам. Значит, если поджечь лес за их спинами, то они будут зажаты между огнем и нашим войском. В такой ситуации, лишившись командования, они просто разбегутся. А для поджога можно применить тех же Лидских Волков, за которыми противник уже не наблюдает.
— Потрясающе, милорд! — восхитился Давид.
— Нет, отче, весьма просто. Я составил в ряд четыре умозаключения — и больше не делал ничего. Остальное исполнили Хайдер Лид и Гордон Сью. Надеюсь, полковник Эрроубэк хоть немного помог им.
Уже смеркалось. Влажный ветер дул со стороны Дымной Дали, неся запах водорослей и водяной пены. Озерная синева начинала проглядывать между деревьев.
— Один вопрос, милорд, — хмуро сказал Джемис. — Вовсе не хочу портить вам триумф, но раз уж я критик, или как вы там сказали… Сейчас мы всемером подойдем к воротам крупнейшего порта Альмеры. Причем семеро — это считая священника и собаку. Как вы планируете захватить Флисс таким числом?
Отец Давид усмехнулся:
— Милорд, позвольте мне ответить вместо вас. Славный кайр, видимо, плохо знает географию Альмеры. Перед нами Дымная Даль, но не Флисс. Мы вышли к безлюдной бухте милях в десяти от города.
Деревья расступились. Вдоль просеки открылся прекрасный вид: тихий залив розовеет в закатных лучах, травка сбегает к самой воде, плакучие ивы полощут ветви. И восемь кораблей как раз подходят к бухте, ловя парусами северный ветер.
Эрвин хлопнул кайра по плечу.
— Это зовется ассоциативной ошибкой. Корабль — значит, порт. Герцогу нужен корабль — герцог пойдет во Флисс. Но мне-то нужен не порт, а только судно. Я послал голубя отцу в Лейксити и вызвал эскадру туда, куда хотел.
Меч-5
10–14 июня 1775 г. от Сошествия
Уэймар
Три округлых Предмета размером с крупные яблоки лежали на перевернутой бочке. Их материал — не металл, не стекло, не камень — играл со светом луны. Частично поглощал его, впитывал в себя — и излучал заново. Свет, пролитый Предметами, казался теплее лунного. Один взгляд на него согревал душу и тело. Каким бы тусклым он ни был, но темень слабела от его присутствия. Ночь казалась всего лишь сумерками, глаз легко различал все вокруг Предметов: трех человек, склонившихся над бочкой, раскидистую яблоню, трухлявую скамейку, здание трапезной, памятник в виде священной спирали, разрушенный храм, темные бреши в стенах обители… Сердце Джоакина билось неровно, дыхание замирало. Святое и торжественное место, сцена трагедии и духовного подвига монахов. Лучшее место, чтобы впервые заговорить с божественным Предметом.