Люди и портреты
Шрифт:
Хозяин вышел во двор, снял цепь с ноги странного помощника и дал тому несколько купюр.
– Ну смотри, чтобы через час вернулся. Сегодня допоздна будешь работать.
– Понял...
Странного обритого наголо человека звали Иван Болтнев или Болт.
Надо сказать, что Болт начал работать у Хамида Вахидовича еще в середине 90-х. Несколько раз тот его выгонял, а два раза Болт уходил сам: первый раз, когда стал употреблять
Совершенно спокойно Болт мог позвонить в офис фирмы, принадлежащей Хамиду и плаксивым голосом заявить дежурному: 'Это Иван Болтнев говорит, я только что из больницы, у меня обнаружили гонорею, передайте Сергею Прохорову, чтобы он тоже проверился'. Когда же он сам брал трубку в доме Хозяйна, то часто говорил какую-нибудь чушь, например: 'Двенадцатый причал боевых катеров-охотников слушает'. За это Гасанов часто гонял его 'боккэном' (деревянным самурайским мечом), который всегда держал под рукой для физической разрядки и время от времени сажал на цепь.
Надо отметить, что у Болта была неплохая память, удивительно высокий для пьющего человека интеллект, хорошее чувство юмора, преданность и исполнительность. А еще он неплохо водил машину.
– Красиво живете, Хамид-ака.
– А ты думал, я на ментовскую пенсию живу?
– удивился Гасанов.
– Ну, рассказывай, что за дело у тебя ко мне.
– Да я даже и не знаю, с чего и начать.
– А ты давай с конца.
– отпил крепкого чаю Гасанов.
– Кажется, я попал в нехорошую историю, Хамид-ака.
– Павел с трудом подбирал слова, чтобы максимально полно выразить события последних дней.
Послышались длинные гудки со стороны моря, перекрывающие все остальные звуки - это сухогруз заходил в бухту.
– ...квартиру разгромили, друзьям моим угрожают, я не знаю, что мне делать с ними!
– Тумасов хлопнул себя по колену и уставился в окно.
– И драться бессмысленно и уехать гордость не позволяет, так?
– осторожно начал Хамид-ака.
– Да.
– Но что ты от меня хочешь? Чем я могу тебе помочь?
– спрашивая, размышлял Гасанов.
– Хамид-ака, у вас остались связи, пистолет помогите достать.
– Нет, нет, Паша, нет у меня никаких связей.
– покачал головой Хамид Вахидович.
– Хамид -ака... я заплачу, если надо...
– Как говорится, я вышел из этого возраста на заслуженный отдых. Так что ты здесь дал маху. Я ничем не могу тебе помочь.
– Ладно,
– Тумасов резко поднялся и направился к дверям.
– Извини...
– Извините, Хамид-ака, я думал, это для вас просто. На нет и суда нет.
– Я думаю, прощай.
– вздохнул Гасанов.
– Ты уедешь?
– Нет. Я остаюсь.
– твердо заявил Павел.
– Уезжай, Паша! Мой тебе совет - уезжай, ты не знаешь этих шакалов. Они родную мать не пожалеют.
– Я учту.
Тумасов направился к выходу, сидевший в своем закутке Болт поднялся, чтобы проводить гостя.
– А ну-ка стой! Постой, Паша.
– окликнул его Гасанов.
– Зачем?
– Заходи в дом.
– Хамид сделал пригласительный жест рукой.
– Мы уже поговорили, мне надо идти, Хамид-ака.
– Павел взглянул на часы.
– Заходи в дом, когда тебе говорят!
– уже сердито произнес Гасанов.
Павел прошел в помещение.
– Вот характер, весь в отца.
– шепотом проворчал Гасанов, закрывая за ним дверь на ключ.
Хамид-ака заварил свежий чай, по запаху – с жасмином. Предварительно обдал посуду кипятком, налил первый раз в пиалу, опрокинул содержимое назад, в чайник.
– Чойни кайтаринги, - механически прокомментировал Павел.
– мне нужно знать, что случилось с моей племянницей.
– Я, Паша, не лезу в твои московские дела, но... кстати, а это не ты Зазу завалил?
– отстраненно, глядя в пространство, внезапно спросил Хамид-ака.
– Всякое люди говорят...
– Павел опешил сначала от неожиданности, но затем решил не опровергать слова хозяйна дома.
– Все это, конечно, меня не касается, - медленно ронял фразы Гасанов.
– но ты пойми и меня. Я не хочу, чтобы московские разборки распространились на нашу республику. Приедут всякие, еще стрелять начнут... зачем?
– Хамид-ака, вы реально можете помочь? – немного с надрывом обратился к старому знакомому Павел.
Глава девятая
Назавтра ровно в девять утра к бару на Водонасосной подошел бритоголовый работяга среднего роста. На плече он нес истертую спортивную сумку, в уголке рта была зажата вонючая болгарская папироска. Работяга выглядел заспанным, небритым, поношенная одежда на нем была здорово помята, как будто, наспех выстирав, ее забыли разгладить. Мятый пролетарий постучал в закрытую стеклянную дверь.
Этим работягой был Болт.