Люди и те, кто против них
Шрифт:
– Постойте, постойте! Я тогда не сказал - высокими свойствами. Я употребил слово "особые", намекая на непохожесть организатора на организуемых. При этом он не обязан обладать большей нравственностью, знаниями, провиденциальностью стремлений, высотой духа. Ему достаточно большей силы и решительности и общей гуманности, из которых складывается его авторитет. Ну, и немного харизмы... Но я не имел ввиду какой-то конкретный город, тем более этот. Так, простые рассуждения...
Пол хихикнул.
– Ну, тогда я вас не вполне понял... Нет, вы посмотрите на них! Эти доблестные гвардейцы с минералкой не обладают никаким преимуществом перед остальными. Сила, решительность? С их-то пронумерованными патронами? Гуманность? Не смешно, а просто нелепо. Этому их полковники не учили. Вы посмотрите на эту власть. Как она беспомощна и дырява!.. Эй, вы, черти! внезапно придя в ярость, крикнул он милиционерам.
– Да вызовите вы "скорую помощь", не ждите, пока откроются ворота. Помрет ведь!.. А что о харизме... Вы знаете, если нас приведут в дом, где будут одни уроды, мы обязательно начнем искать наименее противного нашему взгляду, или хотя бы самого маленького. Если некуда будет смотреть, мы будем смотреть на него, и, обреченные жить в доме уродов, будем стремиться к нему в компанию. Так, во всяком случае, поступили бы нормальные люди, с неизвращенным вкусом и воспитанием... Конечно, - спохватился он, - подразумевается, что все уроды обладают абсолютно равными характерами и жизненным опытом.
– Можно еще закрыть глаза, - предложил Илья.
– Многие здесь так и делают. Но нам их не отыскать, потому что человека заметно - говоря условно и с излишней поэзией, быть может - по блеску его глаз.
Ворота стали открываться только через полчаса, когда стих собачий лай. Напряжение в толпе моментально возросло. Сначала непонятно было, куда делась собака, но потом увидели - она все-таки забежала в клетку. Сторожиха, видимо, подкралась и заперла ее. Это была маленькая толстая старуха, красная и зареванная. Открыв ворота, старуха набросилась на милиционеров.
– Кастраты!
– завопила она.
– Беспомощные кастраты! Чего вы приехали глазеть? Так это я сама могу. Сестра умирает, а эти козлы тут считают свои патроны! Да-да, все слышала! Надо было выпустить на вас собаку, небось, тогда не стали бы звонить своему главному кастрату!
Милиционер ловко вывернул ей руку и успокоил.
Своим методом.
И, наконец, дождались врачей. К тому времени Илья перевязал раненую женщину кусками полотенца и гладил ее по голове, успокаивая. Милиционеры пили минералку и курили. Толпа понемногу расходилась. Когда раненую клали в машину, милиционер с минералкой сказал:
– Поехали, еще купим сигарет.
– А старуху так оставим?
– спросил Санек.
– Она нас козлами назвала.
– Да поехали!
– позвал Леха.
– Охота вам возиться с ней... Скоро серия "Ментов" пойдет - можем не успеть.
Люди уходили прочь, сначала через дворы, мимо двухэтажек с отведенными под мокрое белье ржавыми балконами; через двор сгоревшего детского сада они вышли на пустырь и отыскали тропинку, которая сужалась с каждым шагом.
– Так научишься испытывать жалость к чужим! И можно не ставить себя на место этой обозленной сторожихи или ее сестры, достаточно лишь чувствовать их рядом и умом понимать их страх перед собственным бессилием, - говорил Илья.
– Их жизнь - не прямая улица, а темная галерея дворов, по которым машина едва пройдет, сдирая краску с кузова, а бессилие приходит, когда отказало рулевое управление... Кстати, человеческую жизнь напоминает любая улица. А мы сейчас вдалеке от улиц. И я хочу все-таки получить от вас ответ...
Его спутник не обратил внимания на последнюю фразу. Он произнес с горячностью:
– Жалость - это чувство в тебе и для тебя. Иногда она нужна и другим, но в основном она для того, чтобы не чувствовать себя чертом. Батюшки, мне его жалко, значит какой же я хороший человек! Но она должна помогать тебе приобретать позитивный опыт.
Люди ушли от голосов и шума автомобилей и остановились между заводским забором, над которым жужжали насекомые, и уже знакомой им железнодорожной линией, которая сделала петлю и повернула к югу.
– И снова вокруг только запустение, - говорил Илья.
– Тупик жизни. Чем-то напоминает нашу родину. И хотя солнце согревает нас, и зацвела железнодорожная насыпь, не отпускает это знакомое ощущение пустоты и холода.
– Нам теперь все будет напоминать дом, - ответил Пол.
– Он у нас в мыслях постоянно, слишком долго мы прожили среди людей, в относительной безопасности. И невелика вероятность нашего скорого возвращения... Кстати, куда мы зашли? Я уже перестал ориентироваться...
– Тогда я осмотрюсь, - сказал Илья.
– Не ходите за мной, вдвоем мы запутаемся в зарослях.
Он продрался сквозь кусты без запаха, увивавшиеся вслед заржавелым рельсам, и оказался на насыпи. Машинально отряхивая от репьев ветровку и брюки, он с любопытством оглядел незнакомую местность. На другом берегу моря серых гаражей, давно ослепленные солнцем, поднимались многоэтажки. В пучину неба скатывался черный стеклянный небоскреб. Плавал смог. Да, подумал он, для Пола все это скупо и необычно. Много живых существ, и никого не видно.
– Нет дороги, - громко сказал он и спустился в лопухи. В лопухах покачнулся, потеряв равновесие, и удивленно вскрикнул. Пол подошел ближе.
А в лопухах лежало тело. Это был пожилой черт, одетый в измазанный цеховой халат, ноги протянулись в темноту лопухов, а седые волосы были измазаны прошлогодней грязью.
Люди растерянно стояли над ним. Потом Илья резко задернул завесу маленьких придорожных джунглей, обошел Пола и выбрался на дорогу.
– Что за чертов город, - вполголоса сказал он.
Да, это был город чертей, как и все остальные города. Правду говорил их наставник в далеком северном убежище. Черти захватили людские города и теперь они правят и убивают друг друга. И люди, оказавшиеся в этом городе, уже отчаялись отыскать себе подобных. И произошло это сейчас, в момент неожиданной встречи с врагом, убитым своими же собратьями и брошенным на железнодорожной насыпи.
Пол щелкнул пальцами.
– Илья! Я вспомнил любопытную картину. Я хочу рассказать вам именно сейчас, и не позже. Однажды, бродя по городу без вас, я зашел в зоомагазин. Мне нравятся животные, нравится смотреть на них; а там, в клетках канарейки, хомячки, морские свинки, обезьянка. Рядом со мной у прилавка стояли какие-то черти. Богатые и пьяные. Им тоже нравилось смотреть на животных. Они покупали хомячков и бросали обезьянке. Смотрели, как она откручивает им головы. А продавщица суетилась и подсовывала новых хомячков: "Купите этого! Смотрите, какой милый... А этот? Он ей тоже понравится". Все добродушно смеялись...