Люди и волки (Черная пустошь – 2)
Шрифт:
Хоть я и передал Алгу свою власть, он, так как был еще молод, старался почаще беседовать со мной, не стыдился спрашивать совета. Заметив, что сейры даже моего племени избегают меня, он большую часть своего времени находился рядом со мной. Но теперь он стоял впереди, рядом с теми, в чье число я входил еще совсем недавно. Я не чувствовал ничего по этому поводу, мне было безразлично.
В ушах еще гремело эхо взрыва, когда я почувствовал чье-то теплое дыхание у плеча.
– Белый, Велор просит тебя подойти, – сказал Алг.
Он просил меня, хотя мог бы просто приказать, и я оценил это.
Я
– Что это было, Белый? – холодно спросил Велор и я понимал, что он всегда теперь будет относиться ко мне с презрением.
Меня утешало то обстоятельство, что всё это должно было скоро закончиться так или иначе.
– Сначала мойли наткнулись на металлическую паутину, о которой я рассказывал вам раньше. Потом, скорее всего, они её порвали, потому что я видел, как следующие быки без видимых последствий пробегали то место, на котором еще только что погибали их сородичи. Заметив это, люди, скорее всего, взорвали всё вокруг своей берлоги, чтобы не допустить её разрушения, – как можно безразличнее и спокойнее сказал я.
– Возможно ли, что паутина, даже разорванная, всё еще сохраняет свою убийственную силу? – спросил он, даже не повернув головы, и я почувствовал, как в моей груди толчками поднимается глухой гнев.
– Это можно проверить только одним путем, осторожный Велор – если первый из сейров, кто вступит на эту паутину, начнет биться в корчах, если его глаза лопнут в глазницах, если его кровь закипит в жилах и если его плоть будет гореть, как в огне – то это будет значить, что паутина еще может кусаться! Если позволишь, Велор, этим первым волком буду я!
Он не ответил мне, даже не посмотрел в мою сторону, и я не мог не удержаться, чтобы досадить ему хотя бы словом:
– А если захочешь, мудрый Велор, то можешь сам пойти впереди, как подобает вожаку.
Вот теперь я заметил в его глазах знакомую мне ненависть, теперь я не был говорящим куском плоти, иногда полезным в некоторых ситуациях. Он так ничего и не сказал мне, он снова посмотрел на холм и завыл, подняв голову. Нам всем знаком этот вой призывный вожака, он говорит всем сейрам: «За мной! На битву!»
Я замер лишь на мгновение, мне не хотелось бежать к смерти бок о бок с ними, но потом я подумал, что не всё ли равно, и устремился к вершине одним из первых. Я лишь надеялся, что кусок металла, который люди называют «пулей» прикончит меня быстро. Я согласен был вытерпеть какую угодно боль, лишь не видеть всего вокруг, чтобы соединиться со своей семьей, наверняка заждавшейся меня в таком краю, где не бывает ненависти и злобы, где есть только добро и любовь…
– Чего застыли, мать вашу?! – закричал Ричард, глядя на беспомощно замерших снайперов и наблюдателей, уставившихся на оседающую землю после взрыва, – свет давайте!
По краям крыши стояли римские свечи, выстреливающие ракеты с определенными промежутками, как при фейерверке. Один из снайперов поджег свечу со своей стороны крыши, она, шипя, как разъяренная кошка, выплюнула в небо первую порцию огней, и тогда люди услышали волчий вой. Ричард щелкнул колесиком зажигалки и поднес дрожащее пламя к запальному шнуру. Руки у него дрожали: Ричард нимало не сомневался в том, что этот вой, от которого продрала
– Парни, держать оборону! – прокричал Майкл, на всякий случай выключая питание рации – отвечать Адаму не было времени, – Седжвик – за старшего! Я на крышу!
Лестница опасно тряслась и раскачивалась, но Майклу было наплевать – он должен был видеть, что происходит вокруг. Выскочив из люка, Майкл услышал вой и понял всё.
– Зря ты подорвал мины, Майки, – глухо сказал Ричард, не отрываясь от прицела.
Майкл присел рядом с ним и успел прошептать:
– Я не знал, Ричи. Что это было?
– «Бизоны», – успел ответить Ричард, прежде чем они увидели темные силуэты со сверкающими глазами, пугающе плавно скользящие прямо по разорванным телам «бизонов».
Волки пробегали взрытую полосу земли, перепрыгивая воронки от разрывов мин, они спрыгивали в ров, забитый мертвыми телами и осыпавшейся землей, с каждой секундой, с каждым прыжком неумолимо приближаясь к вершине. Через несколько секунд они должны были выскочить на ровную, как стол, плоскую вершину.
Майкл не сомневался в том, волков не сдержат стены Форта, что они не успокоятся до тех пор, пока не найдут уязвимое место и бросятся туда всем скопом. Их нужно было остановить любым путем и Майкл бросился к накрытым брезентом деревянным ящикам, внутри которых были аккумуляторы и бластер Мазаева…
«Каспер-1» был легче «Титана», поэтому он первым приблизился к высоте «9-21». «Титан» отставал от него на пять минут. «Каспером-1» управлял Дэвид, «Титан» вел Адам, он страшно нервничал из-за внезапно прервавшейся связи с Майклом, он настойчиво гнал от себя навязчивые мысли о том, что Форт пал еще до того, как прибыла кавалерия в виде двух, как говорил Густафсон, «надувных шариков». «Шарики» тащили с собой по две бомбы каждый, а большой дирижабль дополнительно – еще одну канистру с напалмом.
Дэвид уже видел вершину холма и темный деревянный кубик Форта на термовизоре, но всё остальное пока еще скрывали деревья.
– Похоже, сегодня я буду первым, – чуть улыбнувшись, сказал Варшавский.
– Зато я толще, – проворчал Адам, с трудом сдерживая себя.
Он монотонно бубнил в микрофон рации:
– Майкл – это Адам! Майкл – это Адам! Ответь! Ответь! – но в ответ он слышал только тишину – эфир хранил молчание.
В комнате контроля были только Адам и Дэвид – несовершеннолетних «беспилотчиков» было решено не допускать к управлению. Хоть Роджер и особенно Джек упорно сопротивлялись неумолимым старшим «пилотам», доказывая, что даже им, старшим, нужно время от времени отдыхать, что они согласны просто вести дирижабли в дневное время, но Фред неожиданно для всех, кроме Адама, согласился не участвовать во втором налете. Более того, он уговорил младшего брата и Джека согласиться на предложение старших – он хорошо помнил свою боль и шок, когда его пальцы нажали на кнопку сброса. Он помнил это страшное чувство пустоты внутри, это бессилие, круто замешанное на ненависти к себе и окружающим, и чувство утраты, как будто с этим простым движением пальцев он что-то потерял, какую-то важную часть своей души. Как будто что-то сгорело внутри, как будто бы он успел вырасти и состариться всего за один день.