Люди и Я
Шрифт:
Часть третья
Лань раненая выше прыгнет [13]
Совершенство человеческой природы проявляется в том, что человек способен достичь желаемого, только пройдя через его противоположность.
Встреча с Уинстоном Черчиллем
Я пошел к ближайшему магазину, ярко освещенному безличному месту под названием «Теско Метро». Купил себе бутылку австралийского вина.
13
Из стихотворения Э. Дикинсон, пер. М. Курской.
Бродил по круговой тропинке и пил его, напевая God Only Knows. Было тихо. Я сел под деревом и допил бутылку.
Сходил за второй. Сел на скамейку в парке рядом с бородатым мужиком. Где-то я уже его видел. В самый первый день. Это он назвал меня Иисусом. Он был одет в тот же длинный грязный плащ и источал тот же запах. И почему-то он меня заворожил. Я долго просидел рядом с ним, разгадывая ноты его аромата — алкоголь, пот, табак, моча, инфекция. Уникальный человеческий запах и по-своему печально-красивый.
— Странно, почему другие люди так не делают, — проговорил я, завязывая разговор.
— Чего не делают?
— Ну, не напиваются. Не сидят на скамейках в парке. По-моему, неплохой способ решать проблемы.
— Издеваешься, да?
— Нет. Мне нравится. И вам, очевидно, тоже, иначе бы вы тут не торчали.
Тут я, признаться, кривил душой. Люди всегда занимаются тем, что им не нравится. По моим самым оптимистичным оценкам, в любой момент времени только ноль целых три десятых процента людей активно заняты тем, что им нравится, и даже в этом случае их преследует острое чувство вины, и они клятвенно обещают себе сейчас же вернуться к очередному жутко неприятному делу.
Мимо нас пролетел подхваченный ветром синий полиэтиленовый пакет. Бородач скручивал папиросу. У него дрожали пальцы. Неврологическое заболевание.
— В любви и жизни выбора нет, — сказал он.
— Да. Это правда. Даже когда кажется, что выбор есть, его на самом деле нет. Но я думал, что люди до сих пор держатся за иллюзию свободной воли.
— Только не я, чувак.
И тут он запел сбивчивым баритоном на очень низкой частоте:
— Солнце не светит, когда ее нет… [14] Как тебя звать?
14
Песня афроамериканского автора-исполнителя Билла Уизерса.
— Эндрю, — сказал я. — Вроде как.
— Что у тебя стряслось? Жизнь потрепала? У тебя не лицо, а месиво.
— Да, потрепала — не то слово. Меня любили. И эта любовь была для меня самой драгоценной. У меня была семья. И любовь давала ощущение, что я нашел свое место. Но я все разрушил.
Бородач закурил сигарету, торчавшую у него изо рта, как онемевшее щупальце.
— Мы с женой прожили десять лет, — сказал он. — Потом я потерял работу, и на той же неделе от меня ушла жена. Тогда я запил, и началась эта фигня с ногой.
Он закатал брючину. Его левая нога была распухшей и багровой. А местами фиолетовой. Он ждал, что мне станет противно.
— Тромбоз глубоких вен. Адская боль, мать ее. Просто адская. И не сегодня-завтра она меня прикончит.
Он протянул мне сигарету. Я вдохнул дым. Я уже знал, что это гадость, но все равно вдохнул.
— А тебя как звать? — спросил я.
Он рассмеялся.
— Уинстон, блин, Черчилль.
— О, как премьер-министра, который был во время войны.
Он закрыл глаза и затянулся сигаретой.
— Зачем люди курят?
— Без понятия. Спроси чего полегче.
— Ладно. Как быть, если любишь того, кто тебя ненавидит? Кто больше не хочет тебя видеть?
— Бог его знает.
Он поморщился. Его мучила боль. Я заметил это еще в первый день, но теперь мне хотелось помочь. Я выпил достаточно, чтобы поверить, будто я это могу, или по крайней мере чтобы забыть, что не могу.
Черчилль собирался было опустить брючину, но, видя, как он мучается, я попросил его подождать. Я положил руку ему на ногу.
— Что ты делаешь?
— Не волнуйся. Это очень простая процедура переноса бионастроек, включающая обратный апоптоз, которая на молекулярном уровне восстанавливает и воссоздает мертвые и поврежденные клетки. Тебе она покажется волшебством, но это не так.
Моя рука лежала на его ноге, и ничего не происходило. Время шло, а все оставалось по-прежнему. То еще волшебство.
— Кто ты?
— Я пришелец. Меня считают бесполезным ничтожеством в двух галактиках.
— Не мог бы ты убрать свою чертову руку с моей ноги?
Я убрал руку.
— Извини. Правда. Я думал, что все еще могу тебя исцелить.
— Я тебя знаю, — сказал он.
— Что?
— Я видел тебя раньше.
— Да. Знаю. Я пробежал мимо тебя в свой первый день здесь. Помнишь, наверное. Я был голышом.
Он отклонился назад, прищурился, повернул голову набок.
— Не. Не. Не тогда. Я видел тебя сегодня.
— Вряд ли. Я бы наверняка тебя узнал.
— Не-а. Точно сегодня. У меня хорошая память на лица.
— Я был не один? С молодой женщиной? Рыжеволосой?
Он задумался.
— He-а. Ты был один.
— Где же?
— М-м-м, это было, дай подумать, где-то на Ньюмаркет-роуд.
— Ньюмаркет-роуд?
Я знал это название, потому что на этой улице жил Ари, но сам там не бывал. Никогда в жизни. Хотя, конечно, весьма вероятно, что Эндрю Мартин — настоящий Эндрю Мартин — захаживал туда неоднократно. Да, наверное, дело в этом. Черчилль потерялся во времени.
— Думаю, ты путаешь.