Люди и Я
Шрифт:
— Да, тут бывает неправильная логика, я с тобой согласен, но я искренне верю…
Он не слушал. Он уже не мог усидеть на месте. Буравя меня решительным взглядом, он ходил взад-вперед по комнате и вещал:
— Они верят, что Бог всегда на их стороне, даже если остальные представители их вида не принимают эту сторону. Они так и не смирились с двумя явлениями, которые, с биологической точки зрения, являются для них наиболее важными — размножение и смерть. Они притворяются, будто верят, что счастья за деньги не купишь, но всякий раз выбирают деньги. Они при каждом удобном случае превозносят посредственность и радуются бедам других. Они прожили на этой планете больше ста тысяч поколений и до сих пор понятия не имеют, кто они на самом деле и как им следует жить. Сейчас они знают даже меньше, чем когда-то.
— Ты прав, но разве ты не находишь в этих противоречиях некую прелесть и загадку?
— Нет. Не нахожу. Я думаю, что кровожадная воля людей помогла им захватить Землю и «цивилизовать» ее, но теперь им некуда идти, и человеческий мир набросился сам на себя. Это дракон, который пожирает собственный хвост. Тем не менее люди не видят этого дракона, а если видят, то не понимают, что они внутри него, что они молекулы, из которых создано это чудовище.
Я посмотрел на книжные полки.
— Ты читал стихи людей? Люди понимают эти недостатки.
Он по-прежнему не слушал.
— Они потеряли себя, но не свои притязания. Не думай, что они не покинут этой планеты, если им представится случай. Они начинают понимать, что снаружи жизнь, что снаружи мы или подобные нам существа, и они на этом не остановятся. Они захотят увидеть нас, и по мере повышения математического уровня у них рано или поздно появится такая возможность. Однажды люди найдут нас, и когда они это сделают, то не станут с нами дружить, даже если будут считать — как это всегда бывает, — что действуют исключительно из благих побуждений. Они найдут причину уничтожить или поработить другие формы жизни.
Мимо дома прошла девочка в школьной форме. Скоро вернется Гулливер.
— Но между смертью этих людей и остановкой прогресса нет никакой связи, уверяю тебя. Никакой связи.
Он перестал шагать по комнате, подошел ко мне и склонился к моему лицу.
— Связи? Я расскажу тебе о связях… Начинающий немецкий физик работает в патентном бюро в Берне в Швейцарии. Он выдвигает теорию, которая полстолетия спустя приводит к разрушению двух японских городов и гибели всего населения. Мужей, жен, сыновей, дочерей. Он не хочет, чтобы была установлена связь, но это дела не меняет.
— Ты говоришь совсем о другом.
— Нет. Нисколько. Это планета, где грезы наяву могут закончиться смертью и где математики способны вызвать конец света. Таково мое представление о людях. Оно чем-то отличается от твоего?
— Однако люди учатся на своих ошибках, — сказал я, — и дорожат друг другом сильнее, чем ты думаешь.
— Нет. Я знаю, что они дорожат друг другом, когда речь идет о близком человеке или о соседе. Но малейшее разногласие — и их сочувствия как не бывало. Они до абсурдного легко ополчаются друг против друга. Представь, что бы они сделали с нами, если бы могли.
Разумеется, я уже представлял и страшился ответа. Я слабел. Я чувствовал себя усталым и растерянным.
— Но нас послали сюда убить их. Чем мы лучше?
— Мы руководствуемся логикой, рациональным мышлением. Мы здесь, чтобы сохранить. Самих людей. Подумай об этом. Прогресс очень опасен для них. Женщину еще можно спасти, но мальчик должен умереть. Мальчик знает. Ты сам нам сказал.
— Ты допускаешь небольшую ошибку.
— Какую ошибку?
— Нельзя убить сына матери, не убив саму мать.
— Ты говоришь загадками. Ты стал как они.
Я посмотрел на часы. Половина пятого. Гулливер придет с минуту на минуту. Я пытался придумать, как поступить. Может быть, этот второй я, этот «Джонатан» прав. Впрочем, какое тут «может быть»? Он прав: люди плохо справляются с прогрессом и не понимают своего места в мире. В конечном итоге, они страшная опасность для себя и других.
Я кивнул, подошел к Джонатану и сел на пурпурный диван. Теперь я протрезвел и полностью сознавал свою боль.
— Ты прав, — сказал я. — Ты прав. И я хочу тебе помочь.
Игра
— Я знаю, ты прав, — сказал я семнадцатый раз, глядя ему прямо в глаза, — но я был слаб. Признаюсь. Я неспособен и никогда не мог причинить вред людям, особенно тем, с которыми жил. Но твои слова напомнили мне о моей первоначальной цели. Я не способен осуществить ее, и у меня больше нет даров. Но в то же время я понимаю, что ее необходимо осуществить. Поэтому в каком-то смысле я рад, что ты здесь. Я был глуп. Я сделал попытку и потерпел неудачу.
Джонатан откинулся на спинку дивана и смерил меня взглядом. Он долго рассматривал мои синяки и нюхал воздух между нами.
— Ты пил алкоголь.
— Да. Поддаюсь дурному влиянию. Оказывается, когда живешь как человек, очень просто набраться вредных привычек. Я пил алкоголь. Занимался сексом. Курил сигареты. Ел бутерброды с арахисовой пастой и слушал простую человеческую музыку. Я познал многие грубые удовольствия, которые им доступны, а также физическую и эмоциональную боль. Тем не менее, несмотря на испорченность, в этом теле еще сохранилось достаточно от меня прежнего, ясного и рационального, и я понимаю, что надлежит сделать.
Джонатан разглядывал меня. Он верил мне, потому что каждое сказанное мною слово было правдой.
— Отрадно слышать.
Я воспользовался моментом.
— Теперь послушай. Гулливер скоро вернется домой. Без машины или велосипеда. Он придет пешком. Ему нравится ходить пешком. Мы услышим его шаги по гравию, а потом поворот ключа в двери. Обычно он идет прямиком на кухню, чтобы попить или съесть миску хлопьев. Он съедает около трех мисок хлопьев в день. Впрочем, это к делу не относится. Важно, что скорее всего он сначала пойдет на кухню.