Люди как боги
Шрифт:
Местные жители, видимо, вознамерились обсудить невероятное вторжение в их мир. Что могло быть разумнее? И что фантастичнее и невероятнее?
– Странно, но я не вижу здесь ласточек, – неожиданно шепнул мистер Соппли на ухо мистеру Коттеджу. – Интересно, почему их здесь нет?
Мистер Коттедж перевел взгляд на небо и заметил:
– Мошек с мухами, похоже, тоже нет.
Как это он до сих пор не заметил отсутствие ласточек – уму не постижимо…
– Тсс! – прошипела леди Стелла. – Начинают.
Невероятное совещание началось. Первым выступил Серпентин: встал перед собравшимися и вроде бы произнес
Серпентин подходил к делу как человек, стремящийся объяснить коварный вопрос со всей возможной простотой, говорил четко, с расстановкой, словно излагал тезисы.
– Давно известно, – начал он, – что вероятное количество измерений, как и вероятное количество всего, что поддается учету, бесконечно!
Мистер Коттедж уловил мысль, однако мистеру Фредди Соппли она оказалась не по зубам, и он воскликнул:
– О господи! Измерения!
От возмущения он аж монокль выронил и перестал слушать.
– В практическом смысле, – продолжал Серпентин, – конкретная вселенная, конкретная система явлений, в которой мы находимся и частью которой являемся, может рассматриваться как вселенная, существующая в трехмерном пространстве и претерпевающая изменения, которые, по сути, есть протяженность в четвертом измерении – времени. Такая система явлений неизбежно является гравитационной.
– Э? – воскликнул мистер Дюжи. – Прошу прощения! Я не вижу в этом никакой связи.
Очевидно, он тоже следил за выступлением.
– Любая вселенная, имеющая временную протяженность, неизбежно обладает гравитацией, – повторил свою мысль Серпентин, как если бы приводил общеизвестный факт.
Немного поразмыслив, мистер Дюжи сказал:
– Сколько бы ни пытался, я по-прежнему не вижу, как это связано между собой.
– Это просто факт, – сказал Серпентин, на секунду остановив на нем взгляд, и продолжил речь: – Наш разум развивался на основе практического восприятия, и только с помощью небывалых усилий и последовательного анализа удалось понять, что вселенная, в которой мы живем, не только имеет протяженность, но и немного искривлена и цепляется за несколько других неведомых пространственных измерений. Она вышла за пределы трех основных измерений и проникла в другие. Точно так же лист бумаги, который практически имеет только два измерения, может обрести третье, если его согнуть или скомкать.
– Видимо, я оглохла, – произнесла леди Стелла громким сценическим шепотом. – Я ни слова не могу разобрать.
– Я тоже, – поддержал ее отец Камертонг.
Мистер Коттедж успокоил несчастных жестом, не отрывая глаз от лица Серпентина. Чтобы не потерять нить рассуждений, мистеру Коттеджу пришлось сдвинуть брови и вцепиться скрюченными пальцами в свои колени.
Он слышал. Действительно слышал!
Серпентин объяснил, что двухмерные вселенные могут в любом количестве находиться в трехмерном пространстве рядом друг с другом, подобно листам в стопке бумаги. Точно так же многомерное пространство, которое
Мистер Дюжи покачал головой, давая понять, что по-прежнему не видит связи.
– Чем они ближе, тем больше похожи друг на друга. И вот нам представилась возможность узнать, насколько велико это сходство. Опыт полностью удался благодаря гениальной попытке Садда и Прудди использовать (неразборчиво) силу давления атома и отклонить часть материальной вселенной Утопии в другое измерение, измерение F, в которое Утопия, как давно известно, проникает, быть может, на длину человеческой руки, – отклонить участок утопийской материальной вселенной, как отворяют створку ворот на петлях. Створка ворот вернулась на место вместе с облаком духоты, пыльным вихрем и, к невообразимому удивлению жителей Утопии, с тремя группами гостей из неведомого мира.
– Тремя? – с сомнением прошептал мистер Коттедж. – Он сказал «с тремя»?
Серпентин не обратил внимания на шепот.
– Наши брат и сестра погибли вследствие неожиданного выброса энергии, но их эксперимент открыл путь, который навсегда останется открытым: из нынешнего ограниченного пространства Утопии в целый ряд вселенных, о существовании которых мы доселе не подозревали. Причем они совсем рядом. Как много веков назад, образно заметил Глыб, эти вселенные к нам ближе, чем кровь в нашем сердце.
– Осязаемы больше, чем дыхание, и ближе, чем руки и ноги, – переврал оратора внезапно очнувшийся от дремы отец Камертонг. – О чем он? Я никак не вникну в суть.
– …мы открыли другую планету, такого же размера, как наша, если судить по габаритам ее обитателей, вращающуюся, как можно уверенно предположить, вокруг такого же солнца, какое мы видим в нашем небе, планету, обитаемую и медленно покоряемую разумными существами, чья эволюция протекала практически в таких же условиях, как у нас. Эта вселенная – побратим, насколько можно судить по внешним проявлениям, немного отстает по времени от нашей. Своей одеждой и внешностью гости напоминают наших далеких предков Последней эпохи смятения.
Мы пока не можем утверждать, что их история в точности параллельна нашей. Две частицы материи, или две волны, никогда не бывают идентичными. Сколько бы у Бога ни существовало измерений бытия и вселенных, точных повторений нет и не может быть. Это, как мы теперь хорошо знаем, просто невозможно. И все-таки мир, который вы называете Землей, поразительно близок нашей вселенной и похож на нее.
Мы готовы перенять сведения у вас, землян, чтобы на вашем опыте понять нашу собственную, далеко не полностью изученную историю, готовы показать вам, что знаем мы сами, наметить возможное и желаемое содержание обмена между обитателями наших планет. Мы совсем недавно вступили на путь познания. Пока что мы мало чего постигли, помимо осознания необъятности того, что нам еще предстоит узнать и совершить. Наши два мира, возможно, могли бы подсказать друг другу, как решить миллион похожих проблем.