Люди кораблей
Шрифт:
Брюн предложил было посадить «Велос» где-нибудь в северной оконечности Пасифиды, откуда до ближайшего поселения больше пятнадцати тысяч километров, но после исчерпывающих пояснений Коття об опасности заражения тут же сыграл отбой.
— В таком случае мне представляется единственно правильным оставить корабль на достаточно высокой орбите, с тем чтобы впоследствии исследовать его силами специальной комиссии, которую, несомненно, организует Совет Астрогации.
— На ксеноцентрической орбите оставлять «Велос» нельзя, — вмешался Вацлав. — Слишком близко к планете
Доктор Банши, увы, ничего определенного сказать не может. И прежде всего потому, что неизвестно, относится ли вообще проблема Карантина к области ксенобиологии или жеже к какой-то другой области. Но поскольку исключать возможность биологической опасности, если «Велос» действительно побывал на Карантине, нельзя — лучше всего законсервировать его на достаточно нейтральной орбите.
— Слушайте, шеф-пилот, а люди? — тихонько сказал Шорак. — Если там люди?
Болл отключил микрофон.
— Нет там людей, Карел, — как мог мягко улыбнулся он, глядя на побледневшее лицо стажера. — Нет и быть не может. Они в космосе уже без малого триста лет. В экипаже были одни мужчины. И анабиованн у них не было.
— Итак, — резюмировал Котть, — можно считать единодушным следующее решение. Космоскаф шеф-пилота Болла силами автоматических буксиров «мирмека Эм-двести тринадцать», «мирмека Эм-двести семнадцать» и «мирмека Эм-двести двадцать два» отбуксирует «Велос» на орбиту, параметры которой определит расчетный центр нашей Базы и которую согласует Транспортный Совет. Все согласны?
Болл прямо-таки задохнулся от восхищения. Суметь найти единодушное решение там, где все от этого решения уходят как могут, — для этого талант нужен! Нет, не зря Коття сделали координатором Базы.
Брюн согласен.
Доктор Банши полностью поддерживает такое решение и к нему присоединяется Вацлав-геогигиенист.
— Заводить буксиры, шеф? — спросил Наан.
Болл кивнул. Это надо делать в любом случае.
— А если они не были на Карантине? — спохватился Наан. — Ведь рогановская астрогация — дело ненадежное, да и непонятно, как они очутились здесь, если садились на Карантине.
— Они могли включить старт-автоматику, — возразил Котть.
— И главное, — сказал Болл, — главное — вдруг они все же там были?
— Но ведь на корабле, — вмешался в общий разговор Шорак, — может быть ценнейшая информация! И ради нее стоит рискнуть! Пусть кто-то один отправится туда. В крайнем случае, мы рискуем только одним человеком. Добровольцем. — Он замялся. — Мной.
— А если нет там этой ценнейшей информации? — спросил Котть.
— И существует ли вообще информация, за которую нужно было бы отдавать жизнь? — холодно поинтересовался Болл.
— Но ведь вам самому случалось рисковать, шеф-пилот!
— Однако я до сих пор жив. Что вряд ли оказалось бы возможным, рискуй я так.
— Совещание окончено, — объявил Котть — Спасибо. Расчетная
— Нет, — жестко прервал его Болл. — Расчетная орбита «Велоса» нам не нужна.
Напряженное ожидание последних часов превратилось теперь у Болла в холодное, злое упорство. Если все уклоняются от решения, кому-то надо брать ответственность на себя.
Котть воззрился с экрана, как будто ему показали инопланетянина.
— То есть?
— Я не собираюсь отводить «Велос» на стационарную орбиту, Миша.
— Почему?!
— Потому что это не дает гарантии. Потому что всегда найдутся энтузиасты вроде нашего стажера, которые полезут за гипотетической информацией.
— На столь же, между прочим, гипотетическую гибель — вставил Наан. — Я согласен со стажером, Борис.
— Бунт на корабле — Болл улыбнулся, но улыбка была чисто механической. — Теперь ты понимаешь, Миша, что его надо.
— Уничтожить? Последний из рогановских кораблей?! Пойми, его нужно сохранить — как музейную ценность, наконец! Ведь опасность в самом деле гипотетична, а ценность — несомненна. Да и с опасностью сумеем же мы справиться когда-нибудь. А пока — выставим надежную охрану, со временем — поставим барраж.
Когда-нибудь Болл знал цену этому «когда-нибудь». Потому что была еще и четвертая высадка на Карантин. Высадка, о которой знал только Болл. Патрульный космоскаф пошел на посадку, и остановить его Боллу было нечем. Вагин, второй пилот «Синдбада», Проработавший в патруле всего месяц, направленным лучом передал на космоскаф Болла: «Хочу попытаться. Иначе не могу. Кто-то ведь должен» Официально Болл доложил, что космоскаф Вагина потерпел аварию в результате столкновения с метеоритным телом. Потому что сказать правду — значило слишком многим доставить горе большее, чем от известия о такой вот случайной гибели. Но с тех пор Болл не верил в «когданибудь».
— Миша, меня зовут Болл, Борис Эдуардович Болл, и мой карт-бланш двадцать шесть-А-ноль двадцать девять.
— Ты хочешь?..
— Да. И отчитываться буду только перед Советом Астрогации.
Пилотам Пионеров и Дальней Разведки часто приходилось принимать решения, выходящие за пределы компетенции обычных командиров кораблей. Поэтому наиболее опытные из них получали карт-бланш, предоставлявший им автократию на неисследованных планетах и даже в нейтральных пространствах освоенных уже систем — вне стамиллионнокилометровой территориальной зоны, в пределах которой по космическому праву любой корабль подчинялся местным Советам.
Космоскаф находился в ста двадцати семи миллионах километров от Ксении, и Болл решил использовать свой карт-бланш.
Котть понял это.
— Боря, — сказал он, — эх, Боря.
И отключился.
— Шорак! — Слова Болла были отрывисты и сухи, — Пристыкуйте «мирмеки» к «Велосу».
— Шеф-пилот.
— «Походный устав», параграф семнадцать, три?
— Есть, шеф-пилот! — мертвым голосом сказал Шорак и забубнил: — КСГ борт семьдесят три к Эм-двести тринадцать, Эм-двести семнадцать, Эм-двести двадцать два.