Люди огня
Шрифт:
Я боялся одного: что эти ребята лучше умрут, чем вылезут на поверхность, чтобы сдаться людям «Антихриста». И тогда это будет только первый акт трагедии. Потом Эммануил надавит на меня и заставит пустить им настоящую отраву или поручит это Матвею. Тот точно не откажется. После своей смерти и воскресения он стал относиться к Господу крайне некритично. Так или иначе пещеры Бет-Гуврина станут братской могилой.
Мне легко далось убийство тех, кто покушался на меня, Но это была почти необходимая оборона. Убивать целыми семьями людей, которые виновны только в том, что не хотят жить по законам Эммануила, я
Крестоносцы называли это место Гибеллин. Слишком созвучно со словом «гибель».
Дверь камеры была приоткрыта. Рядом стоял охранник. Он взял под козырек и отошел на шаг, пропуская меня.
Камеру обыскивали. Матрас на кровати откинули, обнажив жесткий железный каркас, заглянули под нее. Тереза смотрела на это равнодушно, как на наскучившую ежедневную процедуру. Знаю, сам через это прошел. Сам спал на такой кровати. Уже начал забывать…
Тюремщица подошла к ней и начала ощупывать. Тереза подняла руки.
— Прекратить! — рявкнул я.
Охранница обернулась.
— Прекратить, я сказал! Убирайтесь! Чтоб больше ее не обыскивали!
Она посмотрели на меня с некоторым удивлением, но послушалась. Я выглянул за дверь, бросил охраннику:
— Вы свободны, можете идти.
Я подождал, когда стихнут шаги. Потом сел.
— Садитесь.
— Вам нравится властвовать, — проговорила Тереза.
— Раньше не нравилось. Привык.
— Опасная привычка.
Я пожал плечами:
— Мне нравится быть «вторым в Риме», первым, даже в деревне, я бы чувствовал себя крайне неуютно. Синдром отличника: нужен оценщик.
Я уже не был уверен, что мне нравится быть «вторым в Риме». Во всяком случае, я бы предпочел другого императора.
— Вы ошиблись в выборе судьи, — она почти повторяла мои мысли.
Я не стал спорить. Резко сменил тему:
— Вам известно о Бет-Гуврине?
— Это допрос ?
— Не совсем. Дело в том, что нам о нем тоже известно. И ладно бы только мне. О нем известно Эммануилу. Согласно его приказу мы должны пустить газ в пещеры. Думаю, для начала неопасный, но неприятный, типа слезоточивого, чтобы всех выкурить. На поверхности их будут ждать наши люди. Там как народ, упрямый?
— Упрямый, — жестко сказала она.
— Значит, могут остаться задыхаться, но не сдадутся на милость «Антихристу»?
— Именно.
— Тогда начнется второе действие. Нервно-паралитический газ. Скорее всего. По крайней мере иприта я не допущу. Это противоречит и еврейским канонам: смерть осужденного должна быть легкой.
Она уловила главное:
— Вы отдадите такой приказ?!
— Если не я, то кто-нибудь другой.
— Уходите! Бегите! Вы же не хотите их убивать!
— Не хочу. Я не готов к нескольким тысячам трупов за один присест. Я еще сотни не разменял. Но я не могу уйти.
Она вздохнула:
— В них светлых чувств и мыслей доставало,
Чтоб проникать в надзвездные края,
Но воля в них от лености дремала.
В обители подземной бытия
От них и Бог, и дьявол отступился:
Они ничьи теперь, их жизнь теперь ничья.
— Если я уйду — некому будет спасать ваших сторонников.
Она посмотрела на меня с надеждой.
— Я постараюсь затянуть дело по крайней мере до субботы, — сказал я. — Сейчас стоят кое-какие посты, но уйти можно. В субботу солдаты частью разъедутся по домам, частью пойдут в синагогу кибуца Бет-Гуврин. Постов останется вполовину меньше. На севере системы — ни одного, это я вам обещаю. Вы можете предупредить своих единомышленников?
138
Данте, «Божественная комедия», вольный перевод С. Дурова.
— У меня нет связи с внешним миром.
— Связь я вам обеспечу.
— Не понимаю, почему я вам верю.
— Потому что я не лгу.
Она взяла ручку и листок бумаги и набросала короткую записку.
— Возьмите. Опустите это в ящик для пожертвований в храме Святой Анны.
— Храм Святой Анны, значит…
Мой тон ей не понравился, в глазах мелькнул страх.
— Все в порядке, — сказал я. — Просто совсем уж под боком.
Вечером, к ужасу охраны, я устроил очередную пешую прогулку по Иерусалиму: отправился к Овчей Купели, где Христос совершил несколько исцелений. И зашел в храм Святой Анны, простое и величественное творение крестоносцев, спрятаться от жары. Опустил пожертвования в ящик на глазах у телохранителей. По-моему, они ничего не заметили.
ГЛАВА 7
Я впервые был в синагоге. Служба как служба, только читают не Евангелие, а Пятикнижие Моисея и Пророков и молитвы поют на танцевальные мелодии. В кульминационный момент выносят не чашу с причастием, а свитки Торы, увешанные колокольчиками, и, когда процессия проходит мимо, колокольчики мелодично позванивают, а верующие пытаются коснуться свитков кистями своих покрывал — талитов. И главное место здесь не алтарь, а шкаф со свитками Торы, называемый «святой ковчег». Когда свиток вынимают из ковчега, читают «Шма»:
— Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть. И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. И будут слова сии, которые я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем или идя дорогою, и ложась и вставая. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих.
Отстрелялись часам к двенадцати. Тоже почти как у нас.
В кибуце меня уже ждали солдаты с двумя пленниками. Отловили все-таки. На ближайшем посту. Ну сами себе злобные дураки — есть же северные выходы! Я усомнился, дошла ли записка Терезы.
Это были двое молодых ребят в замызганной одежде. Пещерная жизнь не способствует чистоте.
— Сколько вас еще там? — устало спросил я.
Молчали.
Не допросить ли их на месте с наркотиками? Я задумался… Нет, еще скажут что-нибудь лишнее.
— Отправляйте в Иерусалим. Там ими займутся.
Вдоль дороги уже стояла вереница полицейских марин для перевозки людей. С решетками. И несколько машин «Скорой помощи» с синими могендовидами вместо крестов. Ни временной тюрьмы, ни временной больницы решили не организовывать. Здесь и так до всего рукой подать.