Люди огня
Шрифт:
— А мы подопытные кролики?
— Не такая уж плохая судьба, если вспомнить о величии цели.
Заработали двигатели, мы вырулили на взлетную полосу, самолет разгонялся,
— Что же цель?
— Бог. Богочеловечество. Творение не произошло — оно происходит. Сотворение человека не завершено.
Взлетели. Кажется, нормально. Самолет плавно покачивало вверх-вниз, за иллюминатором поплыли клочья облаков.
— И святые — первые представители будущего человечества?
— Думаю, да.
Я внимательнее посмотрел на моего собеседника. Почти ровесник Терезы. Выглядит лет на сорок пять.
— У вас хорошие шансы.
— Никто не знает, какие у кого шансы.
— Угу, все в руках Божьих! Зачем же столько жертв?
— Почему Бог не сотворил все сразу, как это написано в Шестодневе? Зачем понадобилась эволюция с ее жертвами, кровью и убийствами? Значит, иначе нельзя, и это самый экономичный путь, несмотря на кажущуюся затратность. Значит, мгновенный акт творения привел бы к худшим последствиям, например, уничтожил землю. Слишком большой выброс радиальной энергии за короткое время.
Радиальная энергия — это та, что заставляет стремиться к усложнению, вопреки закону о возрастании энтропии. Шарденова выдумка.
— А что сейчас, разве не уничтожение земли?
— Скорее обновление.
— А мы — динозавры, которых следует уничтожить, чтобы заново населить землю?
— Не совсем, Человек сам способен к эволюции. Каждый человек, как личность. Боговоплощение было толчком к завершающему этапу эволюции, а христианская церковь важный фактор процесса.
— То есть естественный отбор уже две тысячи лет как заменен искусственным, а церковь — это питомник с селекционерами во главе?
— Ну, не так грубо, месье Болотов!
Я пожал плечами.
Мы летели около получаса. Я взглянул в иллюминатор. Плоская центральная Франция с квадратами полей, а впереди, южнее, что-то темное. Минут через десять стало ясно, что это такое. На юге клубилось черное облако пепла.
— Николь, пойди узнай, что случилось.
Тейяр де Шарден вопросительно посмотрел на меня. Он сидел дальше от иллюминатора и облака не видел.
— Сейчас узнаем.
Чернота с хорошей скоростью летела на нас, точнее, под нас, где-то на уровне облачности. Самолет затрясло и бросило вверх, носом к небу, словно мы хотели войти в мертвую петлю. С полок попадали вещи. Чашка из-под кофе, стоявшая на столике передо мной, поехала к краю и со звоном упала на пол. Нас вдавило в кресла. Двигатели взвыли. По-моему, самолет перевернуло. По крайней мере я несколько секунд висел на ремнях. Я подумал, что пассажирский лайнер наверняка не рассчитан на такие трюки. Выдержал бы!
Мертвая петля сменилась штопором. Мы падали. «Все!» — подумал я.
Двигатели ревели. Угол наклона самолета к вертикали начал плавно увеличиваться. Машина выравнивалась. Наконец он достиг вожделенных девяноста градусов. Слава Богу! Я взглянул в иллюминатор. Черная туча клубилась под нами, но гораздо ближе, чем раньше. Мы здорово потеряли высоту.
— Мадам и месье, говорит капитан воздушного судна Анри де Карлан, просим вас сохранять спокойствие. Опасность миновала, машина не получила серьезных повреждений, — прозвучало по радио. — Как нам сообщили, в Коровьих горах Центрального массива произошел взрыв вулкана Канталь. Нас немного достало взрывной волной.
Немного достало! Я обвел глазами салон, напоминавший поле боя. Разбросанные вещи и обалдевшие люди.
Вернулась Николь. Несколько потрепанная. Даже прическа неидеальна.
— Говорят, если бы мы вылетели на пятнадцать минут раньше — оказались бы точно в эпицентре.
Я кивнул.
— Иди отдыхай. — Обернулся к Тейяру, — Месье де Шарден, почему существует зло?
Он посмотрел на меня удивленно: «Время ли?»
— Самое время.
— Зло — это накопление ошибки. Статистическая погрешность.
Я усмехнулся:
— Много же ошибок накопилось в Творении, если их приходится исправлять таким путем!
— Месье Болотов! — взмолился он. — Овернь — моя родина!
— У вас там кто-нибудь остался?
— Внучатую племянницу с дочерью два месяца назад эвакуировали из Клермон-Феррана. Не знаю, где они сейчас.
— По крайней мере не в районе Канталя. Я запретил эвакуацию в такие места.
Я накрыл его руку своей рукой. Хотел сказать, что все обойдется, и остановился на полуслове. Жжения в знаке не было. Да, конечно. Последний представитель тайного ордена иезуитов'. Последний ли?
Мне не хотелось выяснять этот вопрос. Теперь я знал, что мы долетим.
— Вы мне напоминаете Мейстера Экхарта, — сказал я. — Двое святых, отвергаемых официальной церковью. Вам долго запрещали печатать ваши труды, Экхарта обвинили в ереси. Вы рационалист, Экхарт — мистик. И оба остались верны тем, кто вас отверг: Экхарт до конца остался доминиканцем, а вы — иезуитом.
— Мейстер Экхарт оправдан.
— Когда это?
— Год назад.
— Советом Святых?
— Насколько я знаю, да.
— Конечно, знаете, — очень тихо сказал я. — Вы в него входите?
Он посмотрел на меня с ужасом: понял, я знаю, что он «погибший», Кто я для него: убийца святого Игнатия или спаситель его родственников? Думаю, первое.
— Нет, — тише, чем я, шепотом.
— Я не собираюсь вас задерживать, но помните обо мне. Мне бы хотелось поддерживать с вами связь. Оставьте мне координаты.
— Зачем?
— Мы не закончили наш разговор.
Разговор мы закончили. Просто я утратил одного связного и хотел обрести другого.
Я все понял, несмотря на увертки моего собеседника, пытавшегося остаться правоверным иезуитом. Теория его, очищенная от недоговорок и эвфемизмов, была жестока, но, кажется, я обрел подобие просветления. Я понял Бога. В Иерусалиме, к югу от старого города, есть долила, где сжигали мусор. Называется Генном или Геенна Огненная. Вот о чем говорил Христос! Ад, Аид — греческое изобретение. Какой Лимб, какие круги Ада с их изощренными пытками и особым воздаянием за каждый грех! Все проще: свалка отходов эволюции. Мусорный ров!