Люди огня
Шрифт:
— Не надо, молодой человек, в аду хуже, — серьезно сказал Франциск
— Я снял с него наручники, — объяснил я, когда Макс сел в машину. — Он и так не сбежит.
— Угу. Я тоже так думаю.
— Это тебе, — я пихнул ему вторую, нетронутую порцию гамбургера. Вообще-то я планировал ее для себя, но как-то расхотелось. — Я пойду к Марку.
После обеда, как только мы с Марком и вторым охранником, Сергеем, вышли на улицу, мы сразу почувствовали неладное. Дверь нашей машины была открыта, и в салоне не было заметно никакого
— Что случилось? — требовательно спросил я. — Где Франциск?
Макс ошалело посмотрел на пустое сиденье.
— Не знаю.
— Как это не знаешь?
— Мы молились. Святой Франциск предложил помолиться перед едой, и я решил, что это правильно.
— «Решил; что это правильно», — передразнил я. — Нашел с кем молиться! Ну и что?
— Был свет, очень яркий, и словно шорох крыльев. Потом… Не помню…
— Перед Господом ответишь! — строго сказал я.
Остаток дороги до Рима прошел невесело. Макс был подавлен, я кусал губы, а Марк подозрительно смотрел на нас обоих, словно на заговорщиков.
ГЛАВА 2
Мы свернули на виллу Боргезе со стороны улицы Витторио Венето, проехав под очередной римской развалиной. После поселения здесь Эммануила часть парка закрыли для посещения, и на входе у нас проверили пропуска. Господь принял нас сразу, и я решил начать с хорошей новости:
— Орден святого Франциска вынес решение присоединиться к присяге.
Господь кивнул.
— А сам Франциск Ассизский?
— Он был у нас в руках, — я вздохнул. — Но ему удалось бежать.
— Как? — Учитель впился в меня глазами.
Я рассказал. Равви поморщился.
— Все за дверь. Я буду говорить только с Максом. Далеко не уходите.
Мы проторчали под дверью минут пятнадцать. Я рассеянно смотрел в окно на огромные кедры и платаны парка, когда на пороге наконец появился Макс.
— Господин Болотов, Господь требует вас, — весело сказал он.
Я обреченно вошел в комнату.
— Это правда, что ты снял с него наручники? — резко спросил Учитель.
Отрицать было бесполезно. Я кивнул.
— Почему?
— Он просто безобидный немощный старик…
— Безобидный и немощный вас всех переиграл! Надо было поменьше с ним разговаривать.
— Он был такой смиренный…
— Смирение — великая сила. Тебе бы поучиться у него смирению и покорности, Пьетрос. Ты думаешь, что ты его спас? Нет! Ты его погубил, оставив в плену его заблуждений. И эта погибшая душа на твоей совести.
— Но я же его не отпускал!
— Ты думал об этом. И не смей утверждать, что это не так! Ты не веришь в меня, Пьетрос.
Я
— Да, если бы ты верил в меня, ты бы привел ко мне своего лучшего друга, своего брата, свою мать. Привел бы связанными, если бы они посмели сопротивляться! И сделал бы это радостно и с легким сердцем, потому что верил бы в то, что я справедлив и милосерден и моя власть — благо. Ты виновен не меньше Лойолы и принесешь покаяние вместе с ним.
Я вопросительно посмотрел на Господа.
— Да, Лойола захвачен в Испании. И я уверен, что Филипп, в отличие от тебя, доставит его до места.
Эх! Лойолу я бы тоже не выпустил.
— Но ведь с Франциском был Макс, когда старик бежал, — попытался оправдаться я.
— Не суди других. Это мое дело. Итак, в день присяги, двадцать пятого декабря, ты придешь в собор Святого Петра босым, в одной рубашке, возьмешь свечу, встанешь на колени перед алтарем и не посмеешь подняться, пока я тебе этого не позволю. Приготовься, что это надолго. А до этого дня чтоб я тебя не видел!
— Я должен покинуть виллу?
— Безусловно! Кстати, знак на твоей руке пока буду видеть только я и святые. Ты ведь уже понял, что они видят знаки? Для всех остальных и для тебя тоже символ спасения исчезнет.
Я испуганно взглянул на тыльную сторону ладони. Трехлучевая свастика бледнела и истончалась, пока не исчезла совсем.
Я с ужасом посмотрел на Господа.
— И не удивляйся, если на тебя посмотрят, как на отверженного, — беспощадно заключил он. — Ты не достоин того, чтобы носящий Знак Спасения подал тебе руку! Всё. Убирайся, — и Господь отвернулся к окну.
Я понуро вышел из комнаты, пряча глаза от Марка и Сергея. Бывший спецназовец взглянул на мои руки, не увидел знака и отступил на шаг, не сказав ни слова.
Из моих комнат меня выселили в этот же вечер. Просто пришли и приказали освободить помещение. Я собрал свою старенькую синюю сумку и вышел на улицу. Было холодно и влажно. Дул порывистый ветер, закручивал вихрями и гнал вдоль аллеи опавшие листья платанов. Небо вновь затянули тучи.
Я поселился было в пятизвездочной гостинице «Экселсиор» на Виа Витторио Венето, что не так плохо. Местная Тверская с рядами магнолий по обе стороны. Попытался расплатиться по карточке. Портье вернул ее мне c виноватой улыбкой.
— Что-то не так. Банк не оплачивает вашу карточку. Но мы принимаем солидовые чеки и даже наличные. Вы можете расплачиваться за каждый день.
Чековой книжкой Эммануил меня не обеспечил, а самому заняться было некогда, и я пошел искать банкомат. Таковой обнаружился в вестибюле.
«Ваша карточка не валидна, — высветилось на дисплеe, — Свяжитесь со своим банком».
У меня засосало под ложечкой. Я перешел на другую сторону улицы и помучил еще один банкомат. То же самое.
Я сдался и позвонил в банк