Люди огня

Волховский Олег

— Ты забыл о Юлие Цезаре.

— Тело Цезаря было сожжено. — Один Иоанн мог соперничать со мной в эрудиции.

— Так, может быть…

— Нет! Господь сказал: никаких кремаций.

— Тоже три дня назад?

— Да.

— Он неплохо подготовился.

— Не богохульствуй!

— Хорошо, — смирился я. — Пусть будет Мавзолей Августа.

Вечером ко мне постучался Марк. Я открыл.

— Слушай, Петр, давай зайдем к Матвею. Что-то он не в себе.

Точно! А я и забыл о своих валерьянковых намерениях, сволочь, эгоист проклятый!

— Пошли!

Дверь

в комнату Матвея была закрыта. Мы постучали. Тишина. Марк озабоченно посмотрел на меня. Вдруг за дверью раздался приглушенный грохот, словно что-то упало. Марк среагировал мгновенно. Он отпрыгнул назад и с разбегу вышиб дверь.

Мы влетели в прихожую. Здесь было пусто. Дверь в гостиную тоже была заперта. Марк недолго думая вышиб ее ногой.

В гостиной под самым потолком на крюке от люстры висел и дрыгался в петле Матвей. Раздался выстрел. Веревка оборвалась, и Матвей упал на пол. Я оглянулся на Марка — в его руке дымился пистолет, — а потом бросился к Матвею и принялся снимать петлю. Он закашлялся.

— Жив, слава богу! Повезло!

От перелома шейных позвонков человек умирает мгновенно, но сие случается не всегда. Бывает, и от удушья. В страшных мучениях. Минуты три. Зато есть время вытащить неудавшегося самоубийцу.

— Марк, вызови «Скорую»! — распорядился я.

Матвей отчаянно замотал головой и опять закашлялся.

— Не надо, — пробормотал он. — Я в порядке.

— В порядке, да?!

Мы подняли его и перенесли на диван.

— Лука Пачелли устроит? — предложил я.

Матвей устало прикрыл глаза.

— Марк, давай за синьором Пачелли!

Марк ушел, и я сел на краешек дивана рядом с Матвеем.

— Неужели ты не понимаешь, что все кончилось, — тихо проговорил он. — Ты думаешь, я за свою шкуру испугался? Да ни хрена подобного! Ну, пристрелят. Пуля ничем не хуже петли. Просто было цветное кино, а теперь черно-белое. Не хочется портить впечатление. Зачем после роскошной исторической эпопеи смотреть всякую дешевую белиберду?

Я почему-то вспомнил известную программистскую шутку: «Жизнь — это такая ролевая игра, сюжет, конечно, хреновый, зато графика обалденная!» У нас, надо сказать, местами сюжет тоже был очень даже ничего. Я вздохнул. В общем-то, я прекрасно понимал Матвея. Повеситься проще. Мне мешало только иезуитское воспитание и несколько пассивное отношение к жизни. В смысле, туда всегда успеется, а пока солнышко светит, и пущай себе.

Вернулся Марк в сопровождении Луки Пачелли, и мы оставили Матвея на попечение последнего. На пороге я оглянулся и посмотрел на спасенного.

— Надеюсь, больше в петлю не полезешь? Охрану не нужно приставлять?

Матвей осторожно потер шею и поморщился.

— Не беспокойся. Подожду пули.

На следующий день, утром, мы прощались с Мучителем. Он лежал в гробу такой же, каким был при жизни, смерть не исказила его черты. В головах, на отдельной подушке, вместо звезд и орденов

лежало Копье Лонгина. На этом настоял Иоанн. Якобы по завещанию Эммануила Копьё должно быть похоронено вместе с ним.

Я поцеловал окоченевшую руку и поднялся с колен. За мной стояли Мария и апостолы, а потом — нескончаемая вереница людей. Прощание продолжалось до вечера, когда мы вновь собрались в кабинете Господа.

— Сегодня несколько священников служили запрещённую мессу, — доложил Марк. — Они арестованы.

— Верные или «погибшие»?

— Все «погибшие», за исключением одного. Но тот не довел богослужения до конца. В момент освящения даров стало плохо с сердцем, его увезли на «Скорой помощи». Он пока на свободе.

Я вспомнил свои страдания в соборе Святого Штефана и слова Господа о мессе: «Это похороны живого. Еще бы вам не становилось плохо от такого действа!» Но ведь теперь Господь был мертв. Тогда почему?..

— На свободе? — переспросил я. — Арестуешь, когда придёт в себя. Сколько их?

— Без него — двенадцать. Что с ними дальше делать?

— Сейчас не до того. Потом разберемся. Филипп, как у тебя дела?

— Пока спокойно.

— Кстати, а где Матвей? — вмешался Иоанн.

— Отдыхает, — пояснил я. — Приболел немножко.

— А-а… Тут еще одна проблема. Называется «инспектор Санти». Глуп как пробка. Норовит допросить. Нам как, отвечать?

— Отвечать. Пусть расследует.

— Он смотрит на нас так, словно это мы отравили Господа! — возмутился Марк. — Он бы нас всех посадил! Может быть, сменить следователя?

— Не надо. У него работа такая — подозревать. Теперь…

Но я не договорил, потому что в комнату влетела Мария. В руке у нее был листок с каким-то текстом.

— Вы это видели, заседатели?

Я взял листок.

— Что там? — взволнованно спросил Иоанн.

— Энциклика папы Павла VII «Об отречении от Антихриста»: «Всем верующим католикам. Я прошу у всех прощения, ибо поддержал Эммануила не по доброй воле. Все вы знаете, что я болен раком. Узурпатор, именующий себя Господом, около недели запрещал давать мне обезболивающее, и я не выдержал пытки. Но теперь, когда Зверь мертв, все, кто присягал ему, могут отречься от Сатаны и вернуться в лоно Святой Католической Церкви. Возвращайтесь, и братья примут вас! Павел VII». Мария, это правда?

— То, что Учитель мучил старика? Петр, как ты можешь спрашивать об этом! Здесь нет ничего, кроме клеветы. Просто папа решил вернуть утраченные позиции. Делит одежды Господа, как римские солдаты у подножия креста!

— Где ты это взяла?

— Сорвала со стены на площади Навона.

— Марк, твоя недоработка. Якоб, и твоя тоже.

Марк поднялся с места.

— Прости, Петр, я все исправлю. Пошли, Якоб.

— Действуйте, только быстро!

Я переплел перед собой пальцы рук и сжал так, что побелели костяшки пальцев. То ли еще будет! Я страшился завтрашнего дня.