Люди огня
Шрифт:
Но утро не принесло новых неприятностей. А днем Марк с Якобом благополучно разгромили ватиканскую типографию и сожгли часть тиража листовок, оставшуюся нерасклеенной. Остальные полиции пришлось срывать со стен домов.
Прощание с Господом проходило спокойно, без эксцессов, и это утешало. На завтра были назначены похороны. Мы продержались уже более двух суток.
День начался с тумана и слякоти. Правда, снег наконец начал таять. Мы несли гроб к круглому древнему зданию в окружении темных высоких кипарисов — Мавзолею Августа. Пошел дождь. Мы медленно спустились по лестнице ко входу. Внутри гроб положили в мраморный саркофаг и накрыли плитой, пока без надписи. Вышли на улицу. Было противно и одиноко.
— Третий день, — сказал Иоанн.
— Что?
— Третий день, как мы без Господа.
У входа в Мавзолей собралась толпа, и мы направились в узкий проход между людьми. «Хорошо, что у нас есть охрана», — подумал я и начал подниматься вверх. Слева и справа от меня возвышались церкви Святого Карла и Святого Роко, а прямо передо мной под крышей заурядного серого здания сияла золотом мозаика с изображением то ли Августа, то ли Христа и надписью «Princeps pacis» [22] .
22
КнязьМира(лат.).
Вдруг стало светло, словно выглянуло солнце. Нет! Десять солнц. Я обернулся. Мавзолей сиял, а над ним поднимался столб света, уходя в голубое небо, подобное горному озеру в разрыве тяжелых, словно каменных туч. Раздался грохот, и Мавзолей взорвался, разлетевшись на мелкие обломки. Когда улеглась пыль, мы увидели Господа, спускающегося к нам по развалинам, и бросились навстречу.
Он держал в руке Копье Лонгина. С острия капала кровь.
— Не прикасайтесь ко мне! Никто не пострадал?
Я оглядел толпу.
— Кажется, нет!
— Надеюсь, вы не проворонили Европу, пока я прохлаждался в склепе?
— Нет. Я взял все в свои руки, — гордо заявил я
— Молодец, Пьетрос! — Господь даже не удивился. — Мы возвращаемся во дворец.
Он поморщился. Учитель был в том же костюме, в котором его хоронили, к тому же изрядно запыленном, и это явно ему не нравилось.
Мы дошли до прохода в толпе. На Господа смотрели с ужасом и благоговением. Кто-то упал на колени в грязь и норовил поцеловать ему край брюк.
— Не прикасайтесь ко мне! — повторил он.
— Господи, — шепотом произнес я. — Но ты же умер!
Он улыбнулся:
— Пьетрос! Но я же Господь.
— Господи, у нас тут некоторые проблемы…
— Завтра отчитаешься, дай мне прийти в себя.
ГЛАВА 5
Вечером я сел в свое любимое кресло, очень мягкое и обитое белой кожей, и включил телевизор. К подлокотникам кресла были приделаны маленькие столики, что мне особенно нравилось. Туда я поместил бутылку шампанского и всякую еду, а ноги водрузил на мягкий высокий пуфик. Это был отходняк! Ох как меня достали эти сумасшедшие трое суток!
Итак, я попивал шампанское, ел мясо по-французски, запеченное с шампиньонами, и смотрел телевизор. По ящику показывали сцены смерти и воскресения Господа, смонтированные встык. Причем по всем каналам. Впечатляло. И скромненько, в конце новостей, прозвучало сообщение: «Сегодня, около полудня, после долгой и продолжительной болезни скончался Его Святейшество папа Павел VII. Завтра в Сикстинской капелле соберется конклав кардиналов для избрания нового папы».
— Туда ему и дорога, — заключил я. Я не мог простить старику то, что он так ловко обставил нас со своей энцикликой.
А на следующее утро я отчитывался перед Господом. Прежде всего я рассказал о кознях покойного папы.
— Он нам больше не опасен, — сказал Господь. Он сидел за столом и нервно крутил в руках шариковую ручку, а я стоял перед ним. Мы были в кабинете вдвоем.
Я доложил о мятежных священниках.
— Что нам с ними делать, равви?
— Повесить! — кратко ответил он.
Я не поверил своим ушам и с изумлением посмотрел на него.
— Ты меня удивляешь, — произнес он. — Тебя не смущает гибель Содома и Гоморры, но шокирует казнь десяти предателей!
— Двенадцати, — тихо поправил я.
— Неважно. Я даже готов их простить, если они раскаются
— Так я прикажу сказать им об этом! — обрадовался я.
— На небесах.
— Что?
— Я прощу их на небесах, после виселицы.
Я тупо смотрел на него.
— Выполняй, Пьетрос! Или ты тоскуешь по бензоколонке?
Я прикусил губу. Мыть машины не хотелось.
— Да, Господи. — Я кивнул и вышел из комнаты.
В коридоре я нашел Соломона, большого черного кота. Он был мертв и уже окоченел. При жизни Соломон, как и положено кошкам, гулял сам по себе, но был всеобщим любимцем. Однако сам он отдавал предпочтение Учителю, сидел у него на коленях и обожал тереться о его ноги, за что и был прозван Соломоном. Любовь к Господу — несомненное свидетельство мудрости. Я поднял трупик и понес хоронить в парк. Это несколько продлило жизнь осужденным священникам, но не могли же они сбежать до вечера. Впрочем, была еще одна причина моего почтения к бренным останкам мудрого животного. По дороге и за медитативным занятием рытья могилы я надеялся убедить себя, что Господь прав.
Когда я покидал парк, ко мне подошел инспектор Санти.
— Вы арестованы, — сказал он.
Я обалдело посмотрел на него.
— Вы обвиняетесь в убийстве Господа Эммануила, — пояснил следователь.
— Но он жив!
— Он был убит. Остальное следствия не касается.
Я всегда знал, что полицейские — исключительно тупые люди. Собственно, умные полицейские бывают только в детективах, поскольку последние пишутся ради утешения рода человеческого, так как повествуют о торжестве справедливости.
Пока я формулировал эту длинную мысль, на моих запястьях сомкнулись наручники. Я вновь не выполнил приказа Господа, и передо мной замаячил призрак бесплатной столовой.
— Но это же абсурд, — занудствовал я, когда меня заталкивали в полицейскую машину. — Вы что, не понимаете, что я без него — ничто?
— Без него вы возглавили полмира, — заметил инспектор Санти, и машина тронулась с места.
— Знали бы вы, как я обрадовался, когда он воскрес!
— Не знаем.
— Дайте мне связаться с Господом. Он прекрасно знает, что я здесь ни при чем.