Люди ратного подвига(сборник)
Шрифт:
А вечером приехал командир бригады полковник Жуков. Он привез боеприпасы и приказ: «Держаться во что бы то ни стало». Отведя в сторону Депутатова, он доверительно сказал:
— Справа и слева идут жестокие бои, фашисты сосредоточили много танков и самоходок. Кое-где им удалось потеснить наши части. Сам понимаешь, сейчас дать тебе ничего не могу. Но на том берегу уже все готово для контрудара. Командование только ждет благоприятного момента. Понял? Объясни это людям. Хорошо объясни! Со мной — связь по радио. Запиши часы вызова. Да, вот еще заберите. — Полковник
Очередная атака началась в 11 часов утра. Наступало около батальона пехоты и девять танков. На этот раз пришлось вступить в бой и Тулупову. Он быстро поджег два танка и продолжал вести огонь по остальным. Вскоре подбили по одному Депутатов и Борисов. Но уцелевшие, маневрируя по фронту, вели ответный огонь. Вскоре в бой вступили и радисты-пулеметчики, отсекая вражескую пехоту. Депутатов увидел, как близ танка Борисова разорвалось несколько снарядов, и приказал ему выйти на запасную позицию. Это было как раз вовремя: едва танк успел отойти, как в окопе разорвалось два снаряда.
Когда четвертый танк гитлеровцев завертелся на месте с перебитой гусеницей, остальные ушли в рощу. Откатилась и пехота, лишившаяся поддержки. Депутатов вызвал по радио Борисова и Тулупова.
— Ранено два автоматчика, сменил позицию, — доложил Тулупов.
«Что ж, пожалуй, надо менять и мне. Маскировка теперь не поможет. Теперь наша сила в огне и маневре… в маневре и огне». Думая так, Депутатов спросил:
— Как мотор, Моргунов?
— Порядок!
Через два часа на позиции взвода направилось двенадцать танков. Снова завязался неравный, жестокий бой. Гитлеровцы потеряли уже половину своих машин, но на этот раз, очевидно решив во что бы то ни стало прорваться к переправе, упорно лезли вперед. Два танка близко подошли к Тулупову, ведя огонь с коротких остановок. Депутатов уже дважды менял позицию, выбирая места, с которых было удобнее оказать ему помощь.
«Жарко Тулупову приходится», — подумал он про себя и в то же мгновение увидел густой черный дым, столбом поднявшийся к небу. Сердце словно сдавило. Сомнений быть не могло — горел танк Тулупова. «Успели ли выбраться?» — мелькнула мысль, и почти тут же услышал негромкий стук по броне. Депутатов открыл люк. Перед ним, пошатываясь, в дымящемся комбинезоне, с обожженым лицом и руками стоял стрелок-радист Тулупова.
— Командир ранен… механик убит! — доложил он.
— Где? — спросил Депутатов.
— Снесли в дом. Остальные отбиваются от автоматчиков.
Депутатов втащил радиста в танк и закрыл люк. Бой продолжался. Прикрываясь постройками, часто меняя места, Депутатов и Борисов меткими выстрелами уничтожили еще два танка. Но в то время, как танк Борисова пересекал улицу, вражеским снарядом была выведена из строя ходовая часть и пушка. Теперь мог стрелять только один Депутатов.
— Держись, — перебил полковник.
— …Машина Борисова также выведена из строя…
— Держись!
— Есть, держаться!
Депутатов посмотрел на Толстова, тщательно протиравшего ветошью снаряды, на Терентьева, молчаливо снаряжавшего пулеметную ленту, и понял, что люди сильно устали. Если бы у него было зеркало, он увидел бы на своем лице то же самое. Но он не видел своего лица, и он был командир, которому подчинены другие и который поэтому должен быть крепче.
— Что приуныли, гвардейцы? Одни остались, что ли?..
— Да ведь и то, одни… — подхватил было Моргунов. Но тотчас же к нему повернулось злое, потное лицо Терентьева.
— То есть как это одни! — гаркнул он. — Да на войне, дурья твоя голова, солдат никогда один не бывает! Одни!.. А справа гремит — это кто? Слева? Наши. А в тылу кто наступать готовится? Опять же наши… А командир бригады что сказывал? — Мы, говорит, о вас помним, говорит! Помним, понял? А ты…
— Да ведь помощь-то не всегда вовремя поспевает… — скороговоркой вставил Моргунов. — Может, к тому времени нам уже…
— Не всегда! — гремел расходившийся Терентьев. — А чтобы была вовремя, ты вот и того, езди поумнее да побыстрее, зря снарядам бока не подставляй, даром что они железные. Держись, словом… Конец войне идет, а ты хочешь, чтоб фашисты нас побили? Гва-ардеец! Да мы сейчас…
— Танки! — ровно и спокойно выкрикнул Толстов, наблюдавший за противником.
— По местам! — скомандовал хотевший было вмешаться в спор Депутатов. И, странное дело, как только он подал команду, все встрепенулись, на лицах появилось оживление, усталости как не бывало.
Снова вражеские танки шли в атаку, и экипаж гвардии лейтенанта Депутатова вступал с ними в единоборство. Так продолжалось до самого вечера, пока не случилось то, чего так долго и терпеливо ожидали танкисты. Внезапно Депутатов вздрогнул, услышав идущий от переправы, еще слабый, но такой знакомый гул моторов. Сначала он не поверил себе. Не послышалось ли? Он внимательно посмотрел на Толстова. Побледнев, тот тоже напряженно прислушивался к чему-то. Снизу, приподнявшись с сиденья, повернув голову в сторону Депутатова, Моргунов шепотом, словно боясь спугнуть этот еще не ясный шум, проговорил:
— Товарищ гвардии лейтенант! Это ведь наши, да?
А шум все нарастал, приближался. К яростному реву моторов уже примешался лязг гусениц, и уже слышно было легкое дрожание потревоженной земли.
Шли танки.
Поторапливая один другого, танкисты вылезли на броню. В радостном возбуждении они махали ребристыми засаленными шлемами, приветствуя стремительно проносившиеся вперед с красными звездами на башнях «тридцатьчетверки». Переминаясь с ноги на ногу, словно у него под ногами горела земля, Депутатов взглянул направо, где стоял Борисов с автоматчиками.