Люди с оружием. Рассказы
Шрифт:
Написать портрет Павла Полегаева оказалось гораздо сложнее, чем предполагал художник. Тех скудных сведений о внешности Павла, которые он получил от Прасковьи Евграфовны, встретившись с ней в ее селе, было далеко не достаточно. Каштанов списался со штабом флота и даже разыскал адмирала, приславшего письмо матери моряка, но, кроме новых подробностей его подвига, ничего не узнал.
Тогда Владимир Владимирович навел справки и поехал в райцентр, где Павел учился, а потом работал некоторое время инструктором физкультуры и спорта в десятилетке.
Извинившись перед учителями за беспокойство, Каштанов, опечаленный неудачей, простился. Директор проводил его до машины.
— Война все перетряхнула, Владимир Владимирович, — как бы оправдываясь, сказал он. — Очень трудно найти, а ведь были у нас фотографии Полегаева с учениками— целая фотовитрина о спортивной жизни школы.
Директор вдруг остановился и воскликнул:
— Да, вспомнил! У тети Поли надо спросить. Это ветеран нашей школы, уборщица, — пояснил он.
Директор куда-то заспешил и через несколько минут привел немолодую женщину в синем рабочем халате. Выслушав просьбу художника, она сказала:
— Должны быть карточки, — и, кивнув в сторону директора, добавила: — Они-то выбрасывают — мусор, мол, антипожарно, а я собираю все и храню в кладовке. Тут приходил один в медной каске, шумел: «Безобразие! Нарушаете пожарную инструкцию!» и Петр Акимович туда же. Не дала выбросить. Пойдемте.
Директор виновато улыбнулся, развел руками и вместе с Каштановым последовал за уборщицей.
По полуразвалившейся качающейся лестнице они пробрались на чердак и в полутьме уперлись в фанерную дверцу с огромным висячим замком. Тетя Поля вытащила из кармана связку ключей, тряхнула ею и ловко выхватила нужный ключ.
В тесной, слабо освещенной маленьким оконцем кладовой Каштанову и директору пришлось согнуться, чтобы не удариться о наклонный потолок.
Тетя Поля смахнула полой халата пыль с табуретки и подставила ее художнику, а директору указала на ящик с песком, установленный здесь по требованию пожарной охраны. Сама же, полусогнувшись, полезла куда-то в угол. Вскоре оттуда полетели пачки стенгазет, связки каких-то бумаг, старых изодранных плакатов, журналов.
— О-о, да у вас, тетя Поля, тут целый архив, — воскликнул поощрительно директор.
— Архив! — отозвалась тетя Поля. — То-то же. А то… «Хлам! Выбросить!»
Директор сконфуженно посмотрел на художника.
Наконец появилась уборщица, держа в руках большой сверток, перетянутый крест-накрест бечевкой. Она присела на пачку газет и развязала сверток, в котором оказались стопки пожелтевших фотографий. Тетя Поля начала перебирать их.
— Вот, — сказала она, передав Каштанову одну из фотографий, и начала связывать сверток. — Больше нету. Каштанов, приподнявшись, потянулся к оконцу, но, ударившись головой в потолок, снова сел.
— Который? — спросил он, разглядывая фотографию и поправляя съехавшую на глаза шляпу.
— Вот, — указала пальцем тетя Поля на одного из игроков, рассыпавшихся по волейбольной площадке. — Хороший был парень, уважительный к старшим и бережливый. Не в пример другим.
Директор заерзал на ящике.
Каштанов ничего не видел, кроме фигуры Павла, который стоял в дальнем углу площадки с поднятыми руками, готовый принять мяч. Половина лица его была закрыта — виднелись лишь короткий чуб, часть лба и один глаз. Это было не то, что искал художник, но все-таки.
Каштанов поблагодарил тетю Полю.
— Не стоит. Потом передадите матери Павла, — ответила она.
Спускаясь по шаткой лестнице вниз, директор, как бы между прочим, глядя на Каштанова, сказал тете Поле:
— Я распоряжусь, чтобы завхоз сделал для вас специальные ящики для хранения этого архива, — и улыбнулся примирительно.
— Ладно, — коротко ответила уборщица. — И чтобы лесенку исправили. Тут шею можно сломать.
— Хорошо, хорошо, — торопливо заверил директор и, пропустив Каштанова вперед, укоризненно взглянул на уборщицу.
— Ты, Петр Акимович, не смотри на меня так, — простодушно и прямо ответила на его взгляд тетя Поля. — Или не узнал? Или думаешь, что в присутствии народного художника я буду молчать? Нет уж!
— Ладно, ладно, тетя Поля, потом, потом… Ух, и критик у нас Полина Савельевна! Все не по ней, — с деланой шутливостью проговорил директор. — Так и сечет… и в хвост и в гриву… Ну и ну!
Но тут же согнал с лица улыбку и официальным тоном спросил Каштанова:
— Полина Савельевна вам больше не нужна?
Художник серьезно посмотрел на директора, потом на тетю Полю и неожиданно рассмеялся. Но директор даже не улыбнулся.
— Вот при вас обещал сразу, — как ни в чем не бывало продолжала тетя Поля, — а ведь я ему говорю об этом почитай что три года — язык намозолила.
Все трое уже вышли со двора школы и остановились у «Победы» Каштанова.
— Значит, рисовать Павлика будете, — словно для себя, вслух сказала тетя Поля, когда Владимир Владимирович, попрощавшись с ними, открыл дверцу кабины.
— Да, попробую, Полина Савельевна.
— Это хорошо. Парень стоящий. Он и у нас тут добрую память по себе оставил. Пруд-то наш — его затея: речку перегородили — и пожалуйста. Теперь и рыба и купанье для ребят. Видели?
Каштанов остановился, с интересом слушая уборщицу.
— И стадион наш районный — его же дело. Он тогда всех комсомольцев поднял на ноги. Сделали. Потом какие только игры и спорты не устраивали! Бывало там только и слышишь — смех, песни. А всего-то и делов — площадка с перекладинами и сетками. Теперь, конечно, наш стадион выглядит много лучше: скамейки сделаны, забором огородили, поставили большие ворота…