Люди Солнца
Шрифт:
Робертсон в это время гремел железом возле остальных печей. Но вот он вернулся (мальчишки поспешно и почтительно расступились перед ним), снял крышку с угольной бочки, достал из неё лопату с сильно укороченной ручкой и, с шумом поддевая уголь, принялся вбрасывать его в топку. Огонь в печи притих, но через мгновение снова загудел, набирая силу.
Закрыв дверцу, Робертсон откатил бочку к следующей печи. Но бросать уголь в топку почему-то не спешил. Выпрямившись, он весело взглянул на мальчишек и спросил:
– Кто, джентльмены, желает попробовать?
– Чарли, конечно, первым схватил бы лопату, – торопливо произнёс подросток с весьма приятным лицом, – но, я думаю, пусть первым попробуют Баллин и Гобо. Потому что они самые старшие.
– Да! Правильно! – загалдели мальчишки, расступаясь перед шагнувшим вперёд маленьким горбуном.
Я отошёл к двери. Оглянулся – и, поймав себя на неожиданной мысли, не сдержал улыбки. Вот ведь, я – взрослый человек и довольно видел серьёзного в жизни. Но как же хочется схватить эту короткую лопату и побросать звенящий уголь в алую, гудящую печь!
Я немного постоял на холоде, глядя в тёмное звёздное небо. За дверью печного помещения слышались азартные голоса. Из глубины двора, из темноты, долетали плаксивые проклятия остужающего обожжённую руку Чарли. Над головой мелькнула бесшумная тень. Кто это? Сова? Через несколько мгновений где-то вверху, на кромке стены, раздалось: «У-ггу!» Нет, филин. Стало быть, здесь есть и мыши?
Холод охватывал медленно, но неотступно. Зябко вздрогнув, я поспешил в каминный зал.
И, едва войдя, я не сдержал умилённой улыбки: за ширмами звенел ручеёк таких восторженных голосков, писков и восклицаний, что, казалось, никакое сердце не смогло бы остаться равнодушным.
Ещё ковшичек! – перекрывал льющиеся из-за ширмы восторги голосок Ксанфии. – И ещё ковшичек!
– Довольно тебе! – назидательно ответствовали ей. – Мальчишкам не хватит!
– Грэта! – крикнул от камина раскрасневшийся Дэйл. – Не жалей воды! Для мальчишек мы ещё два котла греем.
Вдруг за ширмой раздался надсадный кашель, заглушённый отчаянно-звонким смехом.
– Глупая Грэта! – колокольчиком заливалась Ксанфия. – Ты разве не знаешь, что это мыло! Его не едят!
– Бюе-е-е-е!! – отчаянно отвечала невидимая Грэта.
Я, растянув рот в широкой улыбке, шагнул к взрослым, устраивающим поверх изъятой из мешков пакли старый латаный парус, и меня встретили такими же безмолвными улыбками.
Зов ремесла
Ночью я не спал. Накинув на плечи длинный, до пят, войлочный плащ Носатого, бродил по залитым лунным светом дворикам и тёмным, гулким, пустым цейхгаузам. Поднимался на плоские кромки хорошо сохранившихся замковых стен. Осторожно поднимался по угрожающе поскрипывающим деревянным маршам внутри угловых башен. Смотрел сквозь узкие бойницы на безмолвные каменные переплёты Шервудского замка. Останавливаясь, бормотал:
– Ну что, старина! Обрёл новую жизнь? Давай, просыпайся, старик. Ещё подышим!
В каминный зал вернулся, когда уже рассвело.
Мальчишек в нём никого, кроме Дэйла, не было, и, поскольку не было и Робертсона, стало понятным, что все они кормят углём застенные печи. Всклокоченный, заспанный, неподражаемо деловитый Дэйл отдавал распоряжения снующим возле стола девочкам.
– Омелия! – хрипловатым со сна голосом выкрикивал он. – Грэта! Сыр нужно выложить на два блюда, чтобы всем к одному не тянуться. Файна! Ветчину режь крупными кусками! Или ты птичек кормить собралась? Ксанфия! Бокалы для вина – только взрослым!
Белолицая, с ярко-алыми пятнами румянца на щеках Омелия, с гримасой преувеличенного старания выпучив и без того круглые глазки, прижимая к груди стопку бокалов, на ходу сделала утрированный, дурашливый книксен. Угловатая, долговязая Грэта, на голове которой белел какой-то старушечий кружевной чепец, встревоженно вздёрнула острый носик.
– Дэйл, Дэйл! – торопливо выталкивая из себя слова, заспешила она. – Блюдо! Для сыра! Только одно!
– Значит, вторую часть сыра выложи горкой прямо на стол!
Тут Дэйл, взглянув на звук хлопнувшей двери, быстро направился ко мне, издалека протягивая руку. Но его опередил Носатый, бросившийся с радостным криком к найденному-таки своему войлочному плащу. Я сбросил тяжёлый балахон с плеч, протянул Носатому. Пожал руку Дэйлу. Спросил:
– Где гости?
– У конюшни, – чётко доложил он, – закладывают кареты.
– Уже собираются уезжать? Что же Бэн… Что же они мне ничего не сказали?
– Они даже есть не станут! – сообщил мне вслед Дэйл. – Сказали, что позавтракают в дороге!
Возле конюшен стояли уже заложенные кареты. Я подошёл к человеку в маске, спросил:
– Отчего такая спешка?
– Мы заберём часть детей, – ответил мне Бэнсон. – Тех, у кого отыскались дом и родители. Нужно успеть отвезти их. А времени очень мало.
– Деньги? – мгновение подумав, спросил я его. – Люди? Адмиралтейство?
– Оружие, деньги – всё есть. Люди… Случайного человека в это дело не возьмёшь, пусть он даже отличный боец. А вот знакомство в адмиралтействе – это может быть очень полезным. Сэр Коривль ещё на своём месте?
– И он, и Луис. Визу на отход из порта для любого корабля получишь в ту же минуту, как войдёшь в кабинет. Если Луис будет отсутствовать по какому-нибудь поручению, то сэру Коривлю нужно сказать…
– Я помню.
За чёрным закрывающим лицо платком угадывалась лёгкая улыбка.
– Пора, – сказал подошедший к нам спутник Бэнсона. – Через два часа желательно быть в Бристоле.
Спустя пять минут пространство вокруг карет было наполнено шумом, суетой, прощальными восклицаниями. С некоторым удивлением я отметил, что Дэйл стоит в стороне и лицо у него недоброе.