Люди сорок девятого
Шрифт:
Внезапно слух Моргана резанул дикий вопль, донесшийся со стороны стола, который заставил парня вздрогнуть, вернее пронзил, сотряс все его тело ледяной дрожью, вонзившейся в позвоночник...
Как во сне, не веря, что это все происходит именно с ним, он развернулся к играющим, воткнув в стену локти так, что цепь опоясала его грудную клетку, и, загораживая спиной окно, как будто он уже перепилил все прутья и вот-вот готов был нырнуть на свободу...
– У меня фул! Фул!
– орал один из охранников, приплясывая вокруг стола, сгребая монеты вперемешку с купюрами и подбрасывая их в воздух. Морган выдохнул и провел тыльной стороной трясущейся ладони по лбу, смахивая испарину, уже не обращая внимание на тихий перезвон цепи, потом медленно сполз вдоль стены на пол, некоторое время оставаясь неподвижным. Когда страсти улеглись и началась новая игра, Джуннайт осторожно обследовал бревна и доски, ища хоть какое-нибудь слабое место, пока одна планка, почти под самой койкой (теперь парень видел, что нары намертво привинчены к полу), не прогнулась под его локтем. Морган попытался представить, как выглядит здание: за все время пребывания в городе, он не обращал на него внимания. Вроде, там был небольшой фундамент... Если сломать эту доску и еще несколько, можно будет протиснуться туда, вниз, и подкопать дыру, или просто затаиться и переждать, а может, он попадет прямо под тротуар. Если... Морган почувствовал, как желудок снова сводит от голода, но пойти к решетке и начать скандалить в надежде, что ему принесут какую-нибудь еду, лишь бы заткнулся, означало лишний раз привлекать к себе внимание. Поднявшись с пола, Морган сел на койку; все равно, пока те, коротающие ночь за покером, не начнут клевать носами, предпринимать какие-либо радикальные шаги нельзя. Внезапно он вспомнил, чем можно подкрепить свои силы, не потревожив охрану и даже на миг не оторвав их от любимого занятия: два вчерашних бутерброда с вареньем, бережно завернутые в старую газету, все еще лежали в кармане его куртки. За окном завывал ветер, неся в себе снег, но печка установленная вне камеры, в углу, возле стола маршалла, давала много тепла, удерживаемого и концентрируемого толстыми стенами.
Морган расслабился, впитывая кожей проникающий внутрь мышц жар, и, прикрыв глаза, сидел неподвижно несколько минут, потом очнулся, сел поудобнее и, достав из кармана завернутую в газету еду, развернул, жадно набросившись на хлеб. Варенье засохло и стало противно - тягучим, зачерствевший хлеб сильно крошился на развернутый на коленях листок и пол, но это было хоть что-то съедобное, и ганфайтер упрямо вгрызался в бутерброд, пока не уничтожил последнего кусочка и не подобрал все упавшие на бумагу крошки.
Взяв второй сандвич, он случайно взглянул на старую газету, расстеленную на коленях, которую схватил со стола в редакции, чтобы завернуть хлеб с вареньем, и в глаза ему бросился крупный выцветший заголовок: "Финансист покончил с собой". Движимый каким-то смутным инстинктивным чувством, Морган вцепился в пожелтевшую мятую бумагу, всю в жирных пятнах от варенья, отряхнул и быстро, насколько позволяла грамотность, пробежал глазами начало заметки: "Как стало известно нашей газете, вчера, в своем загородном доме покончил с собой Рой Нейл - известный финансист и банкир, состояние которого оценивается по самым скромным подсчетам в пятьсот тысяч долларов, не считая недвижимости и ценных бумаг. В последнее время все его предприятия процветают, принося каждый год все большую прибыль, акции растут в цене. На этом фоне причина самоубийства представляется загадкой, ответ на которую, похоже, не будет найден. По свидетельству слуг, вечером к мистеру Нейлу пришел оборванный бродяга, которого финансист пожелал принять у себя в кабинете, куда позже приказал подать ужин на двоих и где они провели несколько часов, причем предмет их беседы остался неизвестным. После ухода гостя, хозяин послал за нотариусом и обсудил с ним, как нам стало известно, новое завещание, которое и было составлено на месте. Когда юрист удалился, мистер Нейл приказал не беспокоить себя и заперся в кабинете, под дверью которого всю ночь виднелась полоска света. За окном бушевала гроза, сопровождаемая ураганом, и никто в доме не слышал выстрела. Слуги обеспокоились только на другой день, когда обычно пунктуальный мистер Нейл не спустился к завтраку. На стук никто не ответил, и тогда, взломав дверь, они обнаружили бездыханное тело. Мистер Нейл сидел за своим столом, сжимая в упавшей руке револьвер, из которого выстрелил себе в рот и в котором при осмотре была обнаружена одна гильза. Перед ним лежал листок бумаги, но записка тоже ничего не объяснила. Там было написано дословно следующее: "Свободен, как птица. Не упусти". Рой Нейл был одним из богатейших людей нашего города, к голосу которого неизменно прислушивались. Большие суммы он тратил на благотворительность, не изменив этому принципу и после смерти; значительную часть состояния он оставил, согласно новому завещанию, приютам и бесплатным столовым для ветеранов гражданской войны, какой бы мундир они не носили. Рой Нейл начал свой путь к успеху с низов..." И так далее, и тому подобное. История создания состояния, соболезнования родным, иски неудовлетворенных наследников...
Морган не дочитал до конца, он посмотрел на дату, уже чувствуя, как леденеют пальцы, и сердце под гром потревоженной цепи, проваливается куда-то вниз от предчувствия, что его опасения верны: так и есть, накануне он встречался с Роем. Они никогда не были дружны, но эта смерть стала для ганфайтера ударом. Побледнев, он скомкал газету в руке и, запустив в угол, откусил сандвич, оказавшийся почему-то совершенно безвкусным. Медленно жуя, Морган привалился к стене: перед его глазами маячило румяное лицо и золотая цепочка на дорогом шелковом жилете. Деньги... И деньги тоже не могут оградить от ночных демонов, сколько бы их ни было. Никто не решит проблему, кроме самого человека. Никто и ничто. Морган прикрыл глаза, ему хотелось умереть. Может, это самый лучший выход? По крайней мере, Рою, где бы он ни был, не может быть хуже, чем ему сейчас.
* * *
Линдейл вернулся около полуночи. Алиса, сидевшая внизу, в пустом темном баре, с одной высокой свечей, воткнутой в пустую бутылку, освещавшей ее черты зыбким призрачным светом, услышала топот копыт и увидела вороного, медленно бредущего по дороге. Джонатан Линдейл лежал на шее животного, его руки болтались по обе стороны седла. Сердце Алисы стукнуло и замерло. "Ну и черт с ним," - подумала она, любуясь бликами отраженного света на золотой крышке лежащего перед ней медальона. В своей жизни Алиса видела много мужчин, и никто из них не был идеальным, так почему же ей так необходим этот? Есть масса людей куда с меньшим количеством недостатков и гораздо большими перспективами...
Конь остановился сам напротив входа в салун, и Линдейл с трудом выпрямился в седле, опираясь на руки, посидел так немного, а затем тяжело спустился на землю. Он зацепил поводья за коновязь, похлопал вороного по шее и нетвердой походкой направился к дверям.
– Уф...
– сказал Джон, ввалившись в помещение и тяжело топая по полу, чтобы стряхнуть снег.
– Уф... Мне надо выпить, я замерз как собака...
Его взгляд упал на лежащий на столе медальон.
– А это что?
Он снял шубу и, повесив ее на крюк, остановился в недоумении, пьяно качая головой, увидев выражение глаз женщины.
– Явился, - резко бросила ему Алиса, наливая себе стакан и залпом осушая его.
– Тебя даже не интересует то, что происходит вокруг. Хочешь знать про эту вещицу, ну так я тебе расскажу, чтобы ты понял, что весь мир не крутится только вокруг тебя. Миссис Черрингтон продала его мне. Мерзавцы закрыли ей кредит, ты знаешь?
Джон покачал головой из стороны в сторону, что должно было означать отрицание.
– Так сделай что-нибудь!
– воскликнула Алиса.
Линдейл снова покачал головой.
– Всему свое время, - едва выговаривая слова, произнес он с трудом.
– Свое время?! Ты, бревно бесчувственное, - распалялась Алиса, - тебя интересует эта вещь, да? Это медальон миссис Джоунз. Она и ее муж погибли, но кто-то нашел их сына и принес в церковь. Миссис Черрингтон взяла ребенка к себе. Он был завернут в медвежью шкуру, в которой и лежал медальон.
Линдейл побледнел, как мел, и в его глазах появилось осмысленное выражение. Мгновенно протрезвев, он кинулся к столу и, схватив медальон, принялся разглядывать. Алиса поднялась, опершись кулаками на стол, чуть наклонилась вперед. Злость была сфокусирована в центрах ее зрачков, сверлящих Линдейла.
– Ты...
– выдохнула она так угрожающе, что Джонатан мгновенно в изумлении вскинул голову.
– На себя посмотри! Позже никак не мог оставить своих собутыльников?! Напился как свинья! Смотреть противно! Тьфу!
Она сплюнула ему под ноги.
– Ал, ты чего?
– изумленно спросил Линдейл, переводя взгляд с Алисы на медальон и обратно.
– Мерзавец. Ненавижу тебя, чтоб ты сдох!
– резко бросила женщина и, встав, быстро поднялась по лестнице наверх. Джонатан услышал глухие рыдания, потом грохнула дверь и заскрипел поворачиваемый в замке ключ.
Глубоко недоуменно вздохнув, Линдейл посмотрел женщине вслед, а затем опустил глаза на зажатый в руке медальон. Это без сомнения был тот самый, он узнал его, хотя прошло столько лет... Задумчиво поглаживая темное золото, Джон пошел в свою комнату. Опустившись на диван, он зажег керосиновую лампу и, нащупав кнопку, нажал. Крышка откинулась со щелчком, показавшимся оглушительным выстрелом в тишине, и Линдейл вздрогнул. Да, тот самый, даже надпись по краю можно было различить: "Милой Бэкки, в память о нашем чудесном пикнике... Лето 1860 год". Да, да он отлично помнил этот день... Солнце играло с листвой деревьев, бросая на дорогу и траву причудливую резную тень, пели птицы, и ничего не предвещало перемен в сонном хлопковом мире Джорджии... Вряд ли тогда кто-нибудь из молодых людей (многим из которых скоро предстояло погибнуть на кукурузном поле возле Данкер Черч, при Геттисберге или в забытой незначительной стычке в каком-то перелеске) собравшихся на том пикнике придавал какое-то значения газетным статьям о событиях в Канзасе, с 56 года только набиравших оборот. Да и сам Джон, вернувшись на каникулы домой из далекого университета предпочитал отмахиваться от раздражающих его и портящих настроение пророчеств отца... Он удирал на пикники и праздники при любой возможности, стараясь меньше бывать дома, ибо ежедневные дискуссии Линдейла-старшего с соседями зачастую кончались ссорами.