Люди среди людей
Шрифт:
Боюсь, что даже самому себе Леонид Михайлович не признавался в те годы, что навсегда «погрязает» в Средней Азии. Свой окончательный отъезд в Москву он назначил на осень 1927 года. Обосновал: пора подвести итоги пятилетней работы. Все правильно. Но наступает «роковой» 1927-й, Марциновский требует от Исаева окончательного ответа: Москва или Бухара. И… Леонид Михайлович разражается длинным-предлинным письмом, которое начинается словами: «Конечно, я выбираю Москву», а завершается так: «Прекращение моей работы в Средней Азии считаю несвоевременным и по личной инициативе этого не сделаю» 1 [1 Письмо Марциновскому Е. И. из Старой Бухары. 1927 год. Дата не уточнена (машинописная
Он так и не уехал из города, где, по словам старинного поэта, при виде прекрасных мечетей и медресе «месяц приложил палец удивления к устам своим»; где утренняя заря окрашивает крылья аистов в дивную гамму цветов от пепельно-розового до пламенно-алого, а вода в хаузах вобрала в себя все краски от бирюзовой до иссиня-фиолетовой. Прошло четыре десятилетия. Бухарский институт несколько раз менял названия, переехал в Самарканд, врач Исаев стал профессором, заслуженным деятелем науки. Но по-прежнему он оставался директором института, который когда-то именовался Бухарским. Бухара, как первая любовь, прошла через его жизнь.
ТРЕТИЙ ПУТЬ
Хоть ангел глотнет из бухарского хауза,
Прорвется ришта на ноге и у ангела.
Из народной песни
…Третий путь в борьбе с заразными болезнями состоит в том, чтобы нарушить механизм передачи возбудителя. Увы, при всей заманчивости этого пути, он не завоевал признания. За всю историю науки он был с успехом применен лишь один раз, когда Л. М. Исаев ликвидировал ришту в Бухаре.
Акад. Л. В. Громашевский
Британский врач доктор Вольф дважды, в 1843 и 1845 годах, побывал в Бухаре. Он оставил суховатые, но довольно точные воспоминания о городе и крае, мало еще тогда известном европейцам. Впрочем, по общему мнению, одно место его книги проникнуто непритворным чувством: то, где медик описывает, как он сам болел риштой. «Мое тело было настолько изъедено червями, что я не мог ходить… В течение пяти дней полковник Вильяме вынимал этих червей!» В Европе и Соединенных Штатах рассказ Вольфа вызвал ужас и сострадание. Но на Востоке паразитическим червем риштой никого не удивишь. «Так же легко, как мы получаем насморк, заболевают этой болезнью бухарцы или иностранцы, живущие летом в Бухаре», - записал в 1867 году другой путешественник - венгр Арминий Вамбери. За минувшие 100 лет мало что изменилось. Сегодня болезнь попрежнему терзает миллионы людей в Африке, Азии и Южной Америке. Не так давно американский паразитолог Столл подсчитал, что в середине просвещенного XX века риштозом заражено по крайней мере сорок пять миллионов человек. Столл ошибся только в одном: в СССР нет трех миллионов больных, нет даже просто трех, нет ни одного больного. Это научный факт. И внес факт в мировую науку Леонид Михайлович Исаев.
Более двухсот лет спорят ученые о родине паразита и заодно о его имени. Dracunculus medinensis окрестил его Линней (1758), что может быть переведено как «Маленький дракон из арабского города Медина». Dracunculus grecorum (греческий) назвал червя другой автор. Нет, это Vena medinensis - настаивал третий, убежденный, что перед ним не что иное, как патологически измененная человеческая вена. Филярия эфиопская - определил того же паразита четвертый, а пятый настойчиво твердил, что зоология имеет дело с Гвинейским червем.
Зоологи XVIII и XIX веков не придумали ничего нового. В их спорах мы снова слышали тот же разнобой, который господствовал в прошлые столетия, когда древнегреческие врачи называли паразита «маленьким драконом» - дракункулюсом, а самую болезнь - дракониазисом, арабы тот, же зоологический объект именовали ирк-ал-хыблы - нитчатой веной, персы же звали ее «ришта», что означает «нить, шнур, струна». Впрочем, что там имя! И персы, и арабы, и гвинейские негры прекрасно понимали, о чем идет речь, когда на ноге, на руке или на боку у себя обнаруживали болезненный желвак, откуда в муках, порой неделями, приходилось вытягивать метрового червя. Бывали случаи, когда у человека оказывалось в теле одновременно до сорока - пятидесяти паразитов!
Лучше, чем названия и имена, люди запоминают перенесенную боль, физические страдания. С каменной плитки Ниппура через тысячелетия несется к нам вопль страдающей женщипы: «Боли охватили тело мое. Боже мой, вынь их из меня…» Может быть, дочь вавилонского царя терзалась от ришты? Если даже это не так, мы знаем: червь мучил тысячи тысяч других. Задолго до того как Линней дал риште звучное латинское имя, о ней сообщали египетские манускрипты, писали Гиппократ и Гален, о страданиях, вызванных паразитом, пели поэты Аравии, Индии, Средней Азии.
Послушайте, друзья, про горе риштозное.
Как обездолило меня горе риштозное…
Хожу измученный риштой, говорю про горе риштозное.
Изнемогая, ставши от ришты пастухом мух.
Чувствуя себя в клетке, говорю про горе риштозное.
Болезнь эта не поддается ни лекарствам, ни мазям.
Со слезами на глазах говорю про горе риштозное.
Ришта приводит в ужас даже Рустем и Барзуи
Дехкана. Человек я с горем, болезненный, с головокружением,
Вечно с головной болью, говорю про горе риштозное…1
[1 Цитирую по книге И. А. Кассирского «Проблемы и ученые». М, 1949 г.]
Прислушайтесь к унылому и трагическому ритму этой газели, к безнадежному ее рефрену: «Говорю про горе риштозное…» Даже Рустем и Барзуи, богатыри народных сказок, бессильны перед болезнью. Даже опи, бесстрашные, превращаются в «пастухов мух», ибо мириады мух вьются вокруг гниющих ран, откуда выползает проклятая ришта. «Болезнь эта не поддается ни лекарствам, ни мазям». Когда измученный риштой поэт Амир Хосрови Дехлеви (1253 - 1320) обратился к самому видному врачу города с просьбой указать верное средство протпв риштоза, медик ответил: «От этой болезни есть тысяча лекарств». Поэт понял, что обречен. Обилие лечебных средств всегда знак того, что болезнь неизлечима.
Лекарств против ришты было действительно много. Великий Ибн-Сина (980 - 1037) в своем «Врачебном каноне» говорил о благодетельном действии алоэ, пиявок, хлопкового масла и свежего молока. Ибн-Аваз рекомендовал (1424) теплые ножные ванны, Баха уд-Давла (1501) советовал избавляться от ришты с помощью семян тыквы и миндаля. Мухаммед Юсуф Табиб для этой же цели применял горох и нутряное сало козы с чесноком. Но все эти рецепты, несомненно, меркли перед рекомендациями Убайдуллы ибн-Юсуф Али аль-Каххала, который пользовал риштозных больных измельченным стеклом и голубиным пометом.